Да не судимы будете - Игорь Черемис
Правда, про срок родов врачи ничего не говорили, отговариваясь, что всё происходит в соответствии с природой. Но и в этом случае я их понимал — до конца человеческий организм не изучили и в моем будущем, так что полной взаимосвязи сразу кучи факторов никто не знал. Но специалисты этого института были, как мне показалось, чуть ближе к истине, чем их коллеги из районных родильных домов.
Толковых выходных, впрочем, у меня не получилось. Мы всё ещё ждали каких-то провокаций, службу несли в усиленном режиме, и субботу я провел на рабочем месте, как один из дежурных по управлению. И пусть я воспользовался этой оказией, чтобы подготовить целую кучу недостающих документов по своей группе, но всё равно вечером у меня было чувство бездарно потерянного времени.
* * *
В воскресенье я проснулся рано, но все обыденные дела делал настолько медленно, что не заметил, как раннее утро превратилось в просто утро. Включил телевизор — как раз в девять начинались передачи на первом канале, — убрал звук, а потом целый час терзал струны — сначала под гимнастику для детей, а потом под «Будильник», стараясь играть так, чтобы музыка подходила под движения юных гимнастов и кривляния клоунов-ведущих. Получалось плохо, но меня радовало, что вообще получалось — в моей прошлой жизни подобные экзерсисы изначально были обречены на провал.
А в десять раздался звонок в дверь. Я отложил «торнаду», с сомнением посмотрел на усилитель, но выключать его не стал, надеясь вернуться к своему занятию, когда незваный гость уйдет. Подошел к двери, глянул в глазок — и обнаружил, что на моей лестничной площадке стоит сам председатель КГБ СССР Андропов.
Мне потребовалась пара мгновений, чтобы глубоко вдохнуть и выдохнуть. Не для того, чтобы успокоиться, а просто от неожиданности. С Андроповым мы пересекались уже столько раз, что никакого трепета при виде его грозной фигуры я уже не испытывал. Он не был олицетворением «кровавой гебни», каким его любили представлять неблагодарные потомки; не был он и гением сыска, да и к госбезопасности имел отношение лишь последние шесть лет, понемногу вникая в специфику службы и также понемногу влияя на политику партии и правительства в нужную его подчиненным сторону. Не для большей свободы, как могли подумать мои подопечные диссиденты — просто некоторые задачи требуют однозначной трактовки, а не общих фраз с кучей оговорок. В основном это касалось ПГУ и ВГУ, разумеется, но относилось ко всему Комитету.
Мне изменение подхода государства к нашему делу было заметно, пожалуй, чуть лучше, чем моим коллегам, всегда жившим в этом времени. Я мог сравнивать воспоминания «моего» Орехова о первых годах его службы со своими личными впечатлениями и с тем, как мы работали в далеком будущем. В принципе, нынешняя Контора уже была пригодна для выполнения большинства задач — оставалось изменить психологию начальников управлений и отделов. Правда, до этого руки у Андропова так и не дошли. Насколько я понимал, он вообще в какой-то момент отошел от перестройки вверенного его заботам хозяйства и увлекся политикой; возможно, это было связано с тем, что он стал членом Политбюро, и эта версия мне нравилась. [1]
Я открыл дверь и сделал приглашающий жест.
— Проходите, Юрий Владимирович, — я улыбнулся. — Прошу прощения, но я не готовился к гостям, а супруга в больнице, так что у меня небольшой холостяцкий бардак.
Он был не один — сразу два сопровождающих, явно из нашего ведомства, но их управление я определить не смог. Возможно, девятое, но я мог и ошибаться. Впрочем, это определенно были его люди, которые точно не будут болтать лишнего по разным углам. Я жестом показал, что они тоже могут заходить. [2]
— Здравствуй, Виктор, — Андропов шагнул через порог. — С супругой что-то серьезное?
— Беременность, девять месяцев, — объяснил я. — Куда уж серьезнее.
Теперь уже и он улыбнулся.
— Тогда понятно, — кивнул всемогущий председатель Комитета. — Что ж, я приехал не состояние уборки твоей квартиры проверять. Филипп мне сказал, что ты вчера дежурил, и мне показалось неправильным снова вызывать тебя на службу. К тому же я ездил в «Шереметьево», а на обратном пути вспомнил, что ты живешь неподалеку.
Я мысленно хмыкнул — как же, вспомнил он. Скорее всего, этот визит задумывался ещё в рабочие дни, но удачно подвернулась необходимость быть в аэропорту, даже над легендой работать не пришлось.
Я немного поколебался, но всё-таки повел Андропова в комнату. Мне почему-то показалось неправильным сидеть с ним на кухне, хотя в этом времени это было бы понято правильно.
— Могу предложить чай, Юрий Владимирович, — чуть виновато сказал я. — И бутерброды. Извините, но больше ничего не припас. Могу ещё яичницу пожарить…
— Нет, яичница не для моего организма, — сказал Андропов с легким сожалением. — Но ты не беспокойся, у нас с собой есть кое-что… Павел, организуй.
Оба сопровождающих были с объемными сумками — но опорожнили они их очень быстро. Пара бутылок вина — кажется, грузинского, и, кажется, из каких-то лимитированных партий. Судки с различными колбасами и сырами. Два кувшина с плотными крышками — возможно, морс. И какой-то торт в белой коробке без каких-либо надписей.
— Спасибо, — сказал Андропов, когда они закончили сервировку. — Подождите внизу, в машине. Я пробуду тут полчаса.
— Юрий Владимирович… — протянут тот, которого назвали Павлом.
— Всё в порядке, — он чуть улыбнулся — получилось весьма зловеще. — Но за входом в подъезд присматривайте. И не вздумайте никого заворачивать!
— Так точно, — грустно ответил Павел и разве что руку к голове не приложил, хотя попытку сделал.
Как раз в этот момент
