Кубинец - Алексей Викторович Вязовский
Потом Барба Роха начал использовать меня. Сначала это были простые поручения — отнести письмо одному человеку, забрать записку у другого. Я ходил по городу, стараясь быть незаметным, смешиваясь с толпой. Записочки были зашифрованы невинными сообщениями. «Мануэль привезет рыбу в пятницу к дяде Игнасио». Или что-то вроде: «Завтра жду тебя у церкви. Принеси мне булочки». Но я знал, что за этими невинными словами скрываются какие-то приказы.
Как-то Пиньейро притащил армейскую рацию. Я таких не видел. Понятно, что старая и потертая, и весь набор выглядел так, будто скоро понадобится банка черной краски, которой всю эту технику надо было покрыть в три слоя перед тем как выбросить, но такое не встречал. Здоровенная дура, пять с лишним кило веса, с трудом влезла в противогазную сумку, но простая до изумления: ручка переключения каналов, регулятор громкости, да щель динамика. Ну и антенна — отдельное веселье, складная, но всё равно длинная и капризная. На испытания отправили, как водится, меня — самого молодого. Я гонял по округе, щёлкал тангентой, слушал хриплый треск и искаженные голоса. Плечи, правда гудели к концу дня, потому что аккумулятор у приборчика жил крайне мало. Вестимо дело, продукт был американским, изготовлен какой-то «Сентинел» и звался PRC-6.
Наконец, наступил Сочельник, Ночебуэна. Атмосфера в Гаване была необычной. На улицах, несмотря на тревогу, царила праздничная суета. Люди спешили купить подарки, украшали дома. Вечером, ближе к полуночи, мы с Пиньейро и Сантьяго отправились на рождественскую мессу. Церковь была заполнена до отказа. Свечи горели, бросая мягкие, мерцающие отсветы на лица прихожан. Пахло ладаном, воском и чем-то неуловимо праздничным. Голоса хора звучали чисто и проникновенно, наполняя зал гармонией. Я стоял рядом с Пиньейро, слушая проповедь священника, и думал о своей жизни, о своем пути.
После мессы, когда мы возвращались домой, я не выдержал.
— Амиго Пиньейро, — сказал я. — Какова цель нашего пребывания здесь, в Гаване? Мы же ничего не делаем. Только сидим и ждем.
— Луис, — подумав, тихо сказал он. — Надо научиться ждать. Это главное для разведчика. Ждать и наблюдать. Как рыбак ждет, когда рыба клюнет. А о задании ты узнаешь в нужный момент. Ведь ты сам говорил, что если вдруг тебя арестуют, лучше будет ничего не знать.
Я кивнул. Он был прав. Мой собственный принцип. Ничего не знать, чтобы не проговориться под пытками. Но все равно, хотелось действия. Вернее, хотелось, чтобы все это поскорее закончилось.
Двадцать шестого, на следующий день после Рождества, я собрался на тренировку. Там, наверное, и забыли обо мне. Но в том не моя вина. Будь моя воля, никуда не уезжал бы.
Но нет, помнят, как оказалось.
— Луис! Где ты пропадал, бездельник⁈ — закричал мне, Сагарра, когда я появился в зале. — Я думал, ты уже сбежал куда-нибудь, сеньор-боксер! Или совсем уже обленился, лежа на своих мягких простынях!
Я лишь пожал плечами, изображая виноватую улыбку.
— В наказание, — продолжил Сагарра, — сегодня ты встанешь на спарринг с Рафаэлем! Давай, покажи, на что способен!
Разминка пронеслась быстро. Я уже не изображал загнанную лошадь после пробежки, и не поднимал руки через силу после пяти минут у груши. Рафаэль, племянник Сагарры, стоял рядом в ринге, его лицо было серьезным, но в глазах мелькало предвкушение. Он, кажется, ждал этого момента, когда можно взять реванш за то, давнее поражение. Мы обменялись взглядами. И я глаза не опустил.
Тренер дал команду, и мы начали. Рафаэль сразу двинулся вперед. Быстрый, легкий на ногах, он начал с серии коротких джебов, пытаясь найти дистанцию. Я держал руки высоко, опустив подбородок. Защита, защита, защита. Главное — не пропустить сильный удар. Я уворачивался, блокировал предплечьями, отступал. Уклоны и нырки у меня получались просто отлично — я сильно прибавил. Теперь я двигался быстрее соперника, видел все его удары. Мое тело, до этого худое и болезненное, теперь было крепким, жилистым. Мышцы на руках и ногах играли, реагируя на каждое движение Рафаэля. Я уходил от его ударов, как будто танцевал. Он пытался пробить защиту, но я был непробиваем. Его удары скользили по перчаткам, по предплечьям, не достигая цели.
Рафаэль был агрессивен, но я видел его намерения, читал его движения. Я видел, как он готовится к каждому удару, как его тело напрягается, как он переносит вес. Все это было мне знакомо, я сам когда-то так же двигался. Но теперь я был другим.
В конце раунда я начал контратаковать. Короткий, резкий джеб в корпус, затем правый кросс в голову. Рафаэль зашатался, его ноги начали заплетаться. Я провел еще серию ударов, но не слишком сильных, чтобы не отправить его в нокдаун. Сагарра был строг — в голову сильно не бить. Он остановил бой.
— Отлично, Луис! — воскликнул Сагарра. — Есть прогресс!
Рафаэль, тяжело дыша, протянул мне руку.
— Ты… ты стал очень быстрым, Луис, — прохрипел он. — И бьешь сильно. Я тебя не узнаю.
Я лишь кивнул. В душе моей царило удовлетворение. Я не зря тренировался.
В раздевалке, после тренировки, боксеры начали спорить насчет Батисты и Фиделя. Настроение было приподнятым, все обсуждали предстоящие события. Война, которая до этого казалась далекой, теперь была близка.
— Вот увидите, — сказал один из парней, рослый мулат с татуировкой тигра на плече, — Батиста скоро сбежит. Как крыса с корабля. И тогда мы заживем по-настоящему! Фидель всех освободит! Даст землю крестьянам, работу рабочим! Все будет по справедливости!
Где-то я это уже слышал.
— Что за глупости ты говоришь, Эстебан? — возразил другой, белый, невысокий парень с разбитым носом, тот, что когда-то меня гонял. — Фидель… это такой же бандит, как и все остальные. Только с другой стороны. Он придет, и что? Заберет все, что у нас есть. И станет новым Батистой. А что, этого нам надо? От одного тирана к другому?
— Батиста — вор! — воскликнул Эстебан. — Он продал Кубу американцам! А Фидель… Фидель — наш герой! Он борется за нас!
— Да что вы понимаете, — вступил в спор третий, молодой мулат, который раньше был одним из «орлов». — Батиста хотя бы порядок держал. Дороги строил, отели. Туристы ехали, деньги привозили. А что будет, когда Фидель придет? Разруха, голод. Кто будет платить зарплату? Кто будет покупать наш сахар? Никто!
— Ты просто боишься, что придется работать! — засмеялся Эстебан.
Спор разгорался. Голоса
