Братство. Второй шанс - Никита Киров
Пацаны пристально следили за процессом восторженными взглядами. Не сомневаюсь, что они-то научатся включать компьютер быстрее Царевича.
Я не стал им включать «Дум» или «Вульфенштайн», а то они у него окончательно поселятся. И так Шустрого едва получается выгнать домой, а у Руслана явно есть какая-то личная жизнь, которую он ото всех скрывает.
Просто дома у него явно слишком чисто для двадцатилетнего парня, который живёт один, да и запах духов в прихожей ощущался сильно. Ну блин, он так и не показывает, хотя мы у него в гостях бываем почти каждый день. И фотки прячет, и на улице не показывает, с кем иногда встречается. Шифруется, Штирлиц.
Так что я запустил пацанам Пэйнтбраш, первую версию Пэйнта, и они с восторгом принялись рисовать, им хватило и этого. Мышка иногда тупила, поэтому я показал, как доставать и чистить шарик.
После пошёл на кухню с Русланом. Он полез в шкаф, достал оттуда сковородку, чистую и не липкую от жира, поставил её на газ, полез за маслом. Мимоходом нажал кнопку на магнитофоне, но включил режим «радио».
— Сим-сим откройся, Сим-сим отдайся, — пел Укупник.
Царевич покрутил колёсико настройки дальше, будто помнил номер местной волны.
— К криминальным новостям, — рассказывал чуть гундосый, будто у него насморк, диктор, на фоне тревожной музыки. — Сотрудниками городского подразделения РУОП задержаны трое участников так называемой банды «Химкинских». Изъято три единицы огнестрельного оружия и выкидной нож. Обвинения ещё не предъявлены, адвокат настаивает на том, что оружие им подбросили.
— Это же где Газон, — сказал Царевич, отвлекаясь от копаний в холодильнике.
— Угу. Но Саня матёрый, его так легко не возьмёшь.
— Оперативниками уголовного розыска ГОВД Тихоборска, — продолжало радио, — задержан уличный торговец наркотиками. По словам источника, задержанный сам пришёл в отделение, где написал явку с повинной. Назначенный адвокат ещё не дал комментариев, но задержанного осматривал врач.
— А не о нём ли ты вчера со спецурой говорил? — нахмурился Царевич.
— О нём. Тот говорил, что накажет, но не замочит. Ну, с этим не соврал, — я задумался.
— А кто тогда Кислого прибил? Я вот на него думал, если честно.
— Неизвестно. Но думают всё равно на нас. В нашу сторону смотрят. И вот это — хреново.
Глава 18
* * *
— Руся, сможешь его достать? — спросил я, подползая к нему.
— Не знаю, — сказал он, куда-то направляя свою СВД.
Из царапины на лбу и разбитой брови тонкой струйкой бежала кровь, заливая левый глаз, но это ему не мешало.
— Надо, — произнёс я. — Или каюк Газону.
— Сделаю, — Царевич нахмурил лоб.
Треск автоматных очередей доносился отовсюду. Чёрный дым от горящих бензовозов казался таким густым, как масло, и дышать из-за него было трудно. Жарко, как в бане, даже хуже. Всюду, куда хватало глаз, что-то горело и взрывалось. А «духи» долбили сверху, с горы, которая нависала над дорогой. Иногда через чёрный дым были видны вспышки выстрелов.
Прижали нас капитально.
И среди этого шума слышно, как хлопали покрышки «Урала». Иногда видно, как из-под грузовика выглядывал Газон — он залез туда, когда колонну начали обстреливать.
Снайпер «духов» давно его заметил и теперь стрелял по колёсам «Урала», чтобы их спустило, а лежащего под днищем человека раздавило. А ноги Газона как раз под задним мостом, и сам «Урал» глубоко в грязи. Если не успеет уползти, то зажмёт, его самого и второго, кто там прячется…
— Едучий случай, щас раздавит, — прошептал Шустрый.
— Уматывай оттуда! — заорали мы все. — Газон!
Он посмотрел на нас, не слыша. А потом его заслонила проехавшая мимо «мотолыга». Так и не услышал. А если бы услышал и вылез — снайпер сразу его снимет, как остальных.
Бах!
Гильза из СВД звякнула, отлетев в каску Шустрого. Царевич продолжал смотреть в прицел.
— Готов, — доложил он через пару секунд.
Руслан впустую никогда не говорит. Мы тут же побежали. Земля мягкая, сапоги в ней увязали, воняло солярой и жжёной проводкой, в лицо бил жар.
Вместе с Шустрым схватили непонимающего Газона за руки и потащили наружу, но что-то мешало. Неужели колёса спустило настолько, что зажало ему ноги?
Нет, он лежал не один, просто кто-то вцепился в него мёртвой хваткой, не желая отпускать. Буквально мёртвой — держащий Газона человек был мёртв.
— Отпусти, блин, — Саня закричал так, что в голосе послышалась истерика. — В натуре, отпусти!
Вырвали Саню и вытащили, пока машина не опустилась окончательно, успели отбежать назад, на удобное место, за остов сгоревшей БМП. А оттуда было на что посмотреть.
Рокот вертушек мы услышали издалека, а сейчас видели, как работает звено. Они обстреливали горы и лес, неуправляемые ракеты летели над нами куда-то в сторону врага.
— Жгите там всех нахрен! — заорал Шустрый мне под ухо, будто пилоты могли его услышать. — Нам жарко, а им пусть ещё хуже будет, мляха!
Стрельба стихала, Ми-24 куда-то палили, но из укрытий мы пока не выходили. Подтянулись идущие в хвосте колонны «вованы», они отгоняли зазевавшихся «духов» подальше.
Вечером, когда остатки колонны добрались до пункта назначения, сил у нас уже не оставалось.
— Ты где был? — строго спросил я у Шопена, который подошёл к нам. — Я думал, ты всё, двухсотый.
— Во, — он показал мне трофей. — Смот’и, Ста’ый, что добыл.
— Нахрена ушёл?
— А? Так я там был, вас искал, них’ена не видно в дыму, заблудился. Зашёл куда-то, вижу, в кустах «дух» лежит, а в 'уках это держит. Я в него ст’ельнул. Снимал он гад, чё тут творится.
Он держал модную и новенькую видеокамеру, какие показывали по ящику, стоили дохрелион денег. Она в грязи, пластиковый корпус треснул. Внутри — маленькая кассета. Но вроде, несмотря на поломку, всё ещё работает.
— Это поменять можно, — бодро сказал Шопен.
Сначала подумал, как он так спокойно относится
