Потешный полк - Денис Старый

Впрочем, Нарышкин считал, что нечего достойной жене смотреть на различные скульптуры, да и вообще лезть в дела мужа.

— Звал меня, боярин? — спросила девица томным голоском, от которого у Афанасия Кирилловича побежали мурашки по телу.

— Сымай одежду свою! Ублажать меня станешь, — повелевал Афанасий Кириллович.

Если бы это было в первый раз, если бы Микулина уже не выплакала ведро слёз… А ещё, если бы священник, у которого исповедовалась девушка, не повелел смириться, то она непременно и сейчас бы залилась слезами и просила боярина не трогать её. Хотя подобное только больше возбудило боярина.

А так чего уж… Любый, сын конюха, Митрофан, уже назвал Микулину срамной девкой. И кто же такую возьмёт. А ещё… Завтра девица пойдёт к бабке, которая, по слухам, изводит дитя. Понесла она от Афанасия Кирилловича.

Микулина быстро разделась, подошла к столу и облокотилась. Что ж, ещё пару минут стыда — и она пойдёт спать.

Но сегодня было что-то другое. Не хватило боярину.

— Пойдёшь со мной в опочивальню и продолжишь, — пояснил Афанасий Кириллович, держа пояс на штанах.

В это время за дверями трапезной стоял тот самый сын конюха, Митрофан. Парень обливался слезами. Он всем сердцем любил Микулину, вот только теперь понимал, что у них нет общего будущего. Ну как можно брать девку, которая… Вот так… Митрофан даже и думать не желал о том, что у Микулины не было никаких шансов сопротивляться. Он ведь не во всём девушку винит, но и себя, что так и не решился ранее на какой-то поступок.

Недавно к Митрофану пришёл человек и предложил много денег, чтобы убить ненавистного Афанасия Кирилловича Нарышкина. Митрофан решился. Он задумал, что за такие большие деньги сможет сбежать с Микулиной. Да хоть бы и на Дон. С серебром и там жить можно.

Дверь резко распахнулась, Митрофану удалось забежать за угол, чтобы не быть обнаруженным. А потом, когда он увидел, что полностью нагую Микулину за руку ведёт Афанасий Кириллович в своё опочивальню, парень и вовсе потерял рассудок.

Он побрёл следом, даже не заботясь о том, что его кто-то может увидеть. А ведь это только видимость, что в боярском тереме нет никого. Все слуги спрятались, стараясь не показываться на глаза боярину.

Между тем, многие провожали взглядом голую девицу, несомненно осуждая её, но никак не хозяина. Видели и Митрофана, сопереживая парню, бывшему на хорошем счету у всех. Да и сын конюха вполне завидный жених. Афанасий Кириллович любил деньги, но и слугам платил исправно, тем более тем, кто отвечал за очень дорогих лошадей.

Боярин завёл Микулину в опочивальню, потребовал, чтобы девушка раздела своего хозяина. И вот, когда Микулина неловко, но уже ублажала хозяина…

— Сдохни! — выкрикнул Митрофан, ударил боярина массивным золотым канделябром.

Нарышкин упал на дорогой персидский ковер, у его головы тут же стала образовываться лужа крови. Светлый ковер напитался алой жидкости.

— Бежим! Серебро есть! Телегу я уже приготовил! — выкрикивал парень, начиная опрокидывать многочисленные горящие свечи на пол, на постель, на ковры.

Девушка стояла недвижимо. Её переполняли чувства. Больше всего Микулине было стыдно перед Митрофаном. Она уже считалась невестой парня, но не дала даже поцелуя, а тут…

Скоро вся опочивальня горела, а Митрофан набивал свою суму разными предметами, снимал перстни с пальцев ещё живого и что-то мычащего Нарышкина. А потом парень затащил Афанасия Кирилловича на кровать, которая горела ярче всего.

— Ну же! — воскликнул Митрофан.

Он взял Микулину за руку, пустыми глазами смотрящую на горящего хозяина. Но…

— Что же ты натворил! — сказал приказчик усадьбы, дядька Иван Корнеевич, тут же хватая парня за руку.

— Пусти, дядька! Ты ж крестный мой, пусти! — взмолился парень.

— Нет, не могу! — со слезами на глазах выкрикнул Иван Корнеевич и ударил своего крестника так, что тот на время потерял сознание.

От автора:

Он оказался в 1941 году. Враг рядом и нужно сражаться. Потому что он — советский человек конца двадцать первого века. Сильный, умный, беспощадный и милосердный. https://author.today/reader/438284/4061177

Глава 19

Москва.

8 августа 1682 года

Который день мне приходилось оставаться в Москве. Не думал я, что запланированная акция по ликвидации Афанасия Нарышкина случится так скоро.

Той же ночью, когда мы с Игнатом только разговаривали о вероятном скором уходе наиболее рьяного Нарышкина в мир иной, это и случилось.

Однако произошло всё не так гладко, как хотелось бы. Хотя Игнат нашёл хорошего исполнителя, мотивированного. Так что я сперва дождался доклада бывшего шута о том, что посредник между парнем, убившим Афанасия Кирилловича, и мной был ликвидирован. А уже после собрался назад, в Преображенское.

Жёстко это всё, даже очень жестоко. И не сказать, что подобные акции меня радуют. Нормальный парень пострадал. А мог бы послужить России. Между тем была надежда, что Боярская Дума станет чуть более сознательной и работоспособной организацией.

Как минимум, два центра притяжения силы — клан Ромодановских и Матвеев — в разной степени, но мои партнёры. Интересно, а когда наступит то время, когда они сами это осознают? Постоянно приходится работать с ними исподволь, словно бы невзначай рассказывать про те или иные преобразования, которые я считаю необходимыми для России.

Неловко это понимать, но Матвеев меня, если не купил, то мою лояльность на некоторое время арендовал. Шутка ли — тридцать тысяч рублей из казны дополнительно поступило в Преображенское. И я могу этими деньгами распоряжаться.

И понятно, что без надзора не остаюсь, Матвеев не тот, кто будет давать много денег, а после полениться проверить, как они осваиваются. Более того, я уже вычленил дьяка, который копает под меня, наверняка в пользу Артамона Сергеевича Матвеева. Но…

Мне не так много есть чего скрывать от боярина, или будь от кого. Ну может самую малость, что я — человек из будущего. А в остальном, деньги идут на покупку вооружения, заказы на обмундирование, и даже на бумагу, которой уходит в процессе обучения просто уйма. Ну и строительство, которое не останавливается ни на минуту. Или все же останавливается, когда меня нет рядом. А так контролирую строительные артели плотно.

Можно было подумать, что эти большие средства, переданные на обустройство Преображенского, когда и прежние пять тысяч полностью не освоены — ловушка. Матвеев хочет поймать меня на воровстве, так сказать на нецелевом использовании бюджетных