Потоп - Андрей Готлибович Шопперт
Генерала Молотова разжаловали в капитаны после поражения под Оршей. Я тогда болел и решение принимала царица. За то, что он геройски задержал неприятеля — Георгиевский крест(уже второй у него), а за то, что не выполнил приказ главнокомандующего — был наказан разжалованием. Правда, Дося капитана Молотова тут же назначила командовать одной из гвардейских рот по охране Кремля. А когда я оклемался, то снова отправил его в Себеж к Даше. Дал ему приказ сформировать из новобранцев новую Пятую бригаду. Восстановленный генерал, на крыльях службы и любви, улетел из Москвы, как вольный сокол… А я с моим полу расколотым черепом, чувствую, что я не смогу теперь ни на лошадке, ни на кораблике…
Заходит супруга Дося и мой старший сын Александр, что начал ходить в царскую гимназию. Спрашиваю у школяра:
— Как дела в гимназии? Не обижают?
Пятилетний сын удивлённо смотрит на меня:
— Батюшка, я же царский сын, кто меня обидит?
Вспоминаю, малолетнего царевича Ивана, которого восставшие бояре при поддержке моей жёнушки повесили, как татя, а его матушку венчанную царицу Варвару(Марину Мнишек) убили прямо в её спальне.
Моя супруга поняла, о чём я подумал, и поспешила перевести разговор в другое русло:
— На обед приглашён французский посол Оливье-Жуй дэ Глотай.
Увидев, как я улыбнулся, она продолжает в том же духе:
— Я выписала из Бранденбурга к нам доктора Ганса Трахенбюргера…
— Кого «трахен»? Бюргера? Садомит какой-то… — грожу супруге указательным пальцем.
Тут мой сынок интересуется:
— А кто такой садомит?
Моя венценосная супруга, пропустила вопрос сына мимо ушей и взмахнула рукой, чтобы дать мне леща, но вовремя остановилась, вспомнив про мою травму.
— Дося, — сказал я, обнимая мою дражайшую, — Бить своего царя при ребёнке и слугах — это же не наш метод… Вот ночью…
— А что? Ночью драться можно? — снова интересуется любопытный Александр.
Мы фыркаем от смеха и Дося, сквозь слёзы, лепечет:
— В спальне драться нельзя. Можно только бороться под одеялом.
Тут уже и слуги складываются пополам, перестав соблюдать приличия.
Место действия: поместье Аскера Мамаева под Ржевом.
Время действия: май 1614 года.
Иван Опарин, рекрут царской посохи.
По росту — два аршина и пять вершков(164 см), я проходил в рекруты. Будь я меньше на три вершка, то не взяли бы. В пехоту и к пушкам брали высоких, крепких и выносливых. За непоставленного здорового рекрута на сельскую общину или на посад налагался штраф от казны и обязательство выставить недостающего дополнительно в следующем году. Поэтому из моей деревни кто-то обязательно должен был уйти в Себеж.
«Покупатель» рекрутов — одноногий капрал Соян Гордеев за штоф полугара(1,2 л) согласился помочь мне в моей беде. Не взял в пехотные рекруты, что будут служить на царской службе двадцать пять лет, а направил в посоху, что вернётся в деревню после войны. Семейных в рекруты берут токмо по своей воле. Для этого мне пришлось срочно жениться на Дуне, за которой я целый год ходил. Семья отдала её за меня из-за плохой девичьей славы. В прошлом годе на Ивана Купалу мою Дуняшу злыдень-брат нашего помещика Мамаева снасильничал после ночных гуляний. Староста спрашивал с него правду, а тот ни в какую. Мол, сама ноги раздвинула. Этого блудоума всё одно намедни поймали в соседнем поместье, когда он там дворовую девку снасильничал и забил чуть не до смерти. Связали прямо на месте и отправили к губному старосте. Так там этот лиходей всё одно от «рудников» вывернулся. Сказал, что хочет России на поле брани послужить. Вот его то в Пятую бригаду в Себеж и послали вместо меня. А я был записан в царскую посоху в обоз.
Мне от моей Дуняши из деревни уходить страсть как не хочется. Очень уж у нас всё ладится после свадьбы. Души друг в друге не чаем. Даст Бог, дети у нас пойдут, как вернусь. Новую хату поставим с белой печью и отдельным сараем для скотины. Эх, заживём. На днях к нам в деревню курляндца прислали, Йохана. Он будет детей грамоте и нас-землепашцев учить, что за чем сеять нужно, как картофельные гряды делать, как в погребе картофельное яблоко хранить. Говорит, кто телегу этой картошки в прошлом мае садил — десять телег осенью в погреб положил. Выгодное дело. Про голод и вовсе забудешь. Осенью датчики-суконщики из Ржева в каждый дом тюки шерсти привозят, а по весне готовое шерстяное сукно забирают и платят серебром за работу.
Вот вернусь с войны и заживём мы с Дусей, как в сказке…
Идём с другими посошными гуськом рядом с телегой в которой едет одноногий капрал. Приказ идти к Вязьме. Опытный инвалид вояка учит рекрутов:
— Если мушкетёры куда-то побежали, то не бегите вместе с ними. Это может быть опасно. А вот если военные почему-то убегают, то нужно бежать вместе с ними…
Мой сосед по колонне интересуется:
— А как отличить… бегут военные или убегают?
— Да ты на их лица посмотри и сразу всё поймёшь! В атаку бегут щерясь от порыва, а убегают с ужасом и перекошенным ртом.
— Как от взбесившегося быка?
— Ну… типа того.
— Господин капрал, а ты царя видел?
— А как же! — говорит опытный вояка, поправив на груди царскую медаль сделанную из серебряного талера. — Эту медаль лет семь назад под Смоленском после Болтневской битвы он мне лично вручил. И руку пожал. Сказал: «Благодарю за службу!», а я ему невпопад ответил тогда: «Завсегда рад услужить!».
— А как нужно было?
— По Уставу положено «Рады стараться!». Но, Устав в Бригаде тогда только офицеры хорошо знали. Ни сержантских, ни полковых школ в то время ещё не было.
— А в какой Бригаде служили?
— А тогда одна Бригада была. Меховая. Та, что сейчас Первая Гвардейская Суворовская.
Место действия: деревня Кежово близ Пскова.
Время действия: май 1614 года.
Томило Семёнов, крестьянин из поместья Молотова, бывший монах-расстрига.
Всего год я отучился в Киевской семинарии. Слишком много вопросов там задавал и слишком смело отстаивал свои взгляды. Священики-униаты не простили такого вольнодумства и расстригли меня, выгоняя из семинарии. Теперь ни в церкви служить, ни жениться нельзя.
