Суворовец. Том 3 - Анна Наумова
Небрежно болтая всякую чушь, я как бы невзначай кинул взгляд в сторону уже знакомых мне «перваков» с птичьими фамилиями. А потом еще раз посмотрел, уже пристальнее. Но так, чтобы не выдать себя.
Вон они, красавцы… Стоят, гогочут. Травят друг дружке всем известные анекдоты про русского, поляка и немца. Но на выход почему-то, в отличие от другие суворовцев, не спешат.
А локаторы-то настроены!
Длинный, по фамилии Голубков, дернул длинной шеей и тоже будто невзначай придвинулся ближе к нашей компании. Я заметил, как он едва заметно повел бровью и указал глазами в нашу сторону. Коренастый Птицын мигнул и растянул в гадливой улыбке щербатый рот. А потом тоже едва заметно дернул уголком рта.
Я мигом все понял.
У Голубкова с Птицыным явно был свой язык, понятный только им обоим. Таким способом картежники-шулеры пользовались с незапамятных времен. Наверное, еще когда дед Витьки Дорохина был не старым хромым полковником, а совсем еще юным парнем. Поэтому и в карты этим упырям всегда везло. Тут почешутся, там моргнут, тут нос потрут… У каждого жеста был свой, тайный знак. Что-то вроде морзянки для картежников. И только потом одураченные ими простачки вроде Маслова понимали, во что вляпались…
Вот и сейчас они друг с дружкой «по-бырому обсудили» предстоящее дельце…
Точно! Так и есть! Неспроста Птицын, махнув приятелю, стремглав понесся к телефону… А потом, довольный, окликнув приятеля, зашагал на выход вместе с ним.
«Отлично!» — констатировал я, выходя следом за ними на крыльцо училища. — «Наживка проглочена!»
— Ну все тогда, Андрюх! До вечера! — попрощался со мной Илюха, уже обычным тоном. — Меня Лилечка ждетт.
— Пока! — поглядывая на часы, торопливо кивнул мне Миха. Он торопился на свиданку со своей Верой.
— Пока, пацаны! — я махнул Михе с Илюхой и отправился туда, куда заранее было договорено.
* * *
Я шагал не спеша, щурясь от солнышка и разглядывая уже снова привычную мне Москву конца семидесятых, снова готовящуюся к Олимпиаде.
В три часа пополудни мне позарез нужно нарисоваться у широко известного магазина фототехники. А пока… А пока есть время. И я, поддернув воротник, зашагал к уже хорошо знакомому мне «Дому Брежнева».
— Так значит, ты думаешь, что это… она? — нахмурив прелестный лобик, сказала Настя.
Мы сидели на кухне ее квартиры и пили чай. На самом деле ни в какую Рязань ее не потащили. Туда свинтили Настины родители, вместе с Денькой. Приехала какая-то троюродная бабуля четвероюродного деда и очень захотела посмотреть, «какой он у нас вырос». А мы с моей любимой, оставшись одни в квартире, наслаждались обществом друг друга.
Сегодня, правда, наша встреча не очень походила на обычную свиданку.
Шел важный разговор.
— Говорю тебе, сдала она тебя! По ее наводке на тебя напали! Ну сама подумай… — я пододвинул к девушке щедро исписанные листки блокнота. На них я схематично изложил свои соображения. — Кто, как не она? Я тут даже нарисовал все для наглядности. Зуб даю, она тебя слила. Частично — чтобы за бугор вместо тебя поехать.
— Не верю я в это, Андрюш! — уперлась рогом Настя. — Мы же с Олеськой с самого детства знакомы. Как она могла так со мной поступить?
— И чего? — резонно возразил я. — Да хоть с роддома! Я… то есть один сосед наш, когда в органах работал, как-то сцапал паренька, который на гоп-стоп со своей бандой каждый день ходил… А жена его — ни слухом ни духом. Так что не аргумент!
— Ну а что тогда аргумент, по-твоему?
— А вот что! — я указал на первый листок. — Смотри. Ты говорила тогда Олесе, что пойдешь вечером к репетитору с деньгами? Так?
— Ну, так! — нехотя согласилась девушка. — Не то что бы специально сказала. Так, к слову пришлось. Мол, надо Амалии Генриховне вперед заплатить…
— Ну а то, что при тебе коньки дорогие будут, она и так знала, — подытожил я. — Говорю тебе: это она все сливала. На сколько ваших парней и девчонок уже напали? На пятерых? У тебя при себе были коньки недешевые и котлета наличности. У другой девчонки — сумочка заграничная, тоже не три копейки стоит. У третьей — колечко новенькое, которым она хвасталась… И что? Будем ждать роста нападений в геометрической прогрессии?
— Погоди! — Настя, все еще верившая в невиновность своей подруги, цеплялась за разные неправдоподобные версии, как утопающий за соломинку. — Ну а вдруг это совпадение?
— Ну хочешь, Настюш, проверим? — предложил я.
— Ладно! — со вздохом согласилась девушка. — А как?
— Есть у меня одна мыслишка! — я потер руки, довольный тем, что мне удалось наконец уболтать недоверчивую девушку.
Я хорошо ее понимал: никогда не хочется верить в виновность близкого человека. Но что поделать? Так бывает! Сколько я таких «не может быть!» повидал на своем веку — не перечесть. Только-только сцапаешь какого-нибудь карманника, домушника и иже с ними — как тут же начинают осаждать порог мамы, тети, бабушки… И каждая вопит: «Да не может быть! Да такой хороший мальчик! Мусор выносил, уроки делал… А еще он мне такого забавного ежика из пластилина и спичек в третьем классе соорудил! До сих пор храню!».
Да и девчонки тоже всякие бывают.
Мы с Дорохиным, помню, как-то вычислили одну ушлую девицу абсолютно кукольной внешности. Мадам лет девятнадцати успешно обчищала квартиры. Наведывалась в качестве ученицы к репетиторам. Да не абы к каким, а к тем, у кого дома то картинка имеется стоимостью в десяток-другой телевизоров, то драгоценности… Словом, к некогда хорошо известным деятелям культуры, которые уже вышли на пенсию и стали промышлять сеянием разумного, доброго, вечного.
Кукольное создание, хлопая невинными бездонными голубыми глазами, втирало старикам легенду о том, как хочет поступить в консерваторию. Упорно играло на фортепиано экзерсисы и участливо интересовалось здоровьем пожилых педагогов. Радушно соглашалось попить чаю после урока и даже предлагало принесенные с собой конфетки.
Строгие преподаватели и подумать не могли, что скрывается под этим образом Настеньки из фильма «Морозко». Все, как один, бабушки и дедушки, отведав конфеток, быстро засыпали, прямо за столом. И просыпались потом в обчищенной квартире… И все, как один, потом не верили в виновность «небесного» создания. Даже когда были представлены железобетонные доказательства…
— А что за мыслишка?
