Фармацевт 4 - Александр Юрьевич Санфиров

— Ну, из-за чего еще? — немного раздраженно ответил я. — У меня была работа, жилье, любовница, наконец. Но жить, ожидая, что тебя в любой момент могут похитить, не очень хочется. Решил сменить место жительства.

Старики снова переглянулись.

— Положим, у нас тоже не все благополучно в этом отношении. — заметил Даберцхофен. — Но ситуация в последние годы меняется к лучшему.

Я в ответ на эту фразу красноречиво промолчал. О похищениях людей в Аргентине в свое время не писал только ленивый.

После этого мы с Отто распрощались с Диего и поднялись ко мне.

Он в первый раз был у меня в квартире, поэтому так и шарил глазами по сторонам.

— А что, у тебя тут неплохо, — оценил он. — Незаметно, что мужчина живет один без женщины и даже без прислуги.

Когда мы уселись за стол, я откупорил бутылку и разлил красное терпкое вино по бокалам. Отпив по глотку, мы приступили к переговорам.

— В общем, Алекс, я переговорил с нужными людьми, теперь все зависит от тебя. — Сообщил Отто фон Даберцхофен

После этих слов он перечислил мне все дальнейшие шаги по подготовке документов и заявления о приобретении гражданства, направленное федеральному судье. Притом с улыбкой сообщил, что заявление для федерального судьи он у меня заберет и передаст тому лично в руки.

— Мда, коррупция рулит везде, — подумал я. — Хотя здесь, скорее всего давнишние дружеские отношения.

У меня, собственно, все бумаги были собраны, поэтому я без капли сомнения вручил нужный документ собеседнику.

Тот, не читая, положил его в портфель, полный других деловых бумаг.

— Что-то не похоже, дорогой друг, что ты в отставке, — ехидно подумал я. — Вряд ли в Аргентине пенсионеры носят с собой кучу официальных бумаг. Фикция — твоя отставка, контрразведчики так просто на пенсию не уходят.

— Как себя чувствует Эстрелита? — я решил сменить тему разговора.

— Лучше не спрашивай, — простонал Отто. — Этот чертенок в юбке нас доконает. Мы же привыкли, что она большую часть дня читает, или тихо играет в комнате. Учителя к ней приходили на дом. А сейчас в нее как будто бес вселился. Непоседа ужасная стала. То ей гулять хочется, то по магазинам ходить. Подруг в Интернете нашла, вечерами с ними переписывается. На той неделе поругалась с Инесс, хочет заниматься йогой.

— Ну, что такого? — удивился я. — Пусть занимается, физические нагрузки там не особо большие.

Отто расстроено махнул рукой.

— Попробуй это объяснить Инесс, она вокруг Эстер, как наседка бегает, того нельзя, этого нельзя.

Честно говоря, я все время ожидал, что Отто вновь попросит меня кого-нибудь посмотреть. Но этого не случилось. Поговорив еще немного, он попрощался и ушел.

Оставшись в одиночестве, я снова задумался о будущем. К сожалению, чувствовал я себя, как на вулкане, в постоянном ожидании визита сотрудников российских, или американских спецслужб. А их все не было.

Периодически появлялась слабая надежда, что они теперь от меня отстанут, но я понимал, что такая надежда эфемерна. Однако время шло, и никто меня не тревожил, разве, что Ксения Федорова, моя одноклассница по языковой школе. После того, как ее подруга увлеклась бразильским мулатом, эта девица тридцати лет с новыми силами принялась за меня.

Причины лежала на поверхности. Молодой женщине срочно нужен был спонсор, ибо муж с этой ролью не справлялся. Какое-то время я терпел эти попытки неуклюжего соблазнения, но, в конце концов, пришлось провести с ней воспитательную беседу. Из роли немца выходить не хотелось, поэтому разговаривали мы с ней на испанском языке. В итоге друг друга мы поняли, и Ксюша от меня отстала. После чего принципиально перестала меня замечать. Я нисколько не огорчился, перед глазами у меня то и дело всплывала роскошные формы Инесс Даберцхофен. К сожалению, характер у Инесс отличался стервозностью, поэтому я даже не попытался с ней флиртовать. Несмотря на то, что очень хотелось.

В общем, махнув рукой на будущее, и на всех женщин мира, допил вино и улегся спать, рассчитывая, что утро вечера мудренее.

Интермедия

— Папа, почему ты больше не приглашаешь к нам Алекса Циммермана? — как-то утром поинтересовалась сеньора Инесс.

Отто Даберцхофен, невозмутимо потягивающий кофе, закашлялся от неожиданного вопроса.

Эстрелита, сидевшая напротив него, хихикнула и заметила:

— Дедушка, ты так смешно чихнул.

— Прости внучка, мама удивила меня своим вопросом. Вот я от удивления и закашлял.

— А меня она нисколько не удивила, — сообщила девочка. — Представляешь, дедушка, мама в интернете все сведения о твоем знакомом собрала.

— Эстер! Немедленно иди в свою комнату! И не болтай глупостей! — скомандовала порозовевшая мать.

— Интересно, — подумал Отто, глядя на смущенную дочь . — Надо же! После развода двенадцать лет в сторону мужчин смотреть не хотела, а тут два раза увидела и попалась. А что? Может, из этого и выйдет что-то толковое.

Циммерман далеко не дурак, судя по отзывам в сети, хороший врач. С моей помощью сможет быстро попасть в приличное общество. На испанском языке начал говорить, так, как многие мигранты за десять лет не могли научиться. В квартире у него порядок, как в кубрике военного корабля, аккуратист, настоящий немец!

Богоматерь Гваделупская! Помоги, молю! Пусть моя дочка, наконец, слезет с моей шеи и пересядет на шею мужа!

Немного помолчав и допив кофе, Даберцхофен изрек:

— Пожалуй, я приглашу Циммермана в гости на выходные, пусть посмотрит Эстрелиту, и вообще проведет время в семейной обстановке, тоскливо ему наверно в чужой стране и в одиночестве.

Инесс посмотрела на улыбающегося отца и залилась краской еще больше.

— Хорошая идея, — ответила она. — Папа, поинтересуйся у него, чего бы Алекс хотел, чтобы я приготовила.

— Умереть и не жить! — мысленно воскликнул Отто .- Он еще и колдун, оказывается, чем-то ведь приворожил мою дочь. Такого век не бывало, чтобы Инесс ради гостей чего-то готовила.

Вечером в пятницу, я как обычно сидел дома и занимался привычным в последнее время делом, менял внешность.

Как я понял, такие тренировки помогают мне в накоплении неведомой силы, или энергии, не знаю, как ее назвать, благодаря которой, я мог менять свойства фармпрепаратов и воздействовать на других людей и на себя в том числе.

В эфиопа я теперь вообще превращался на раз, два,