Нетопырь - Вадим Владимирович Чинцов

Идеология Никейской империи, а также её постоянная конкуренция с итало-французскими (собственно романскими) государствами сыграла важную роль в постепенной трансформации национального самосознания греков. В отличие от Византии, правители которой долгое время пытались представить себя как некое аморфное романо-греческое государство, идеология Никейской империи имела узкую греческую направленность. Хотя названия Романия и ромеи продолжали по традиции употребляться, греческий язык становится центром этнической самоидентификации, и, как следствие, растет роль эндоэтнонимa (самоназвание народа, имя, которое он присваивает себе сам) эллины.
Феодор Ласкарис был наиболее видным претендентом на престол потому, что стоял в родстве с династией Ангелов и уже был избран царём в Константинополе, перед самым его падением. Избранный в патриархи Михаил Авториан в 1208 году торжественно короновал Ласкариса императорской короной. В Никею со всех концов империи стали прибывать представители православного духовенства, служилого и поместного сословия, чтобы искать защиты под державой Ласкариса и принести свои силы на служение национальному делу. Наиболее опасным врагом Ласкариса был Алексей Великий Комнин, создавший в Трапезунде такую же империю, какая основалась в Никее. Однако Ласкарис разбил высланное против него трапезундское войско и устранил соперников, выставленных против него султаном иконийским в лице Маврозома и Манкафы.
Так как Никейская империя одинаково угрожала и латинянам, и сельджукам, то составился союз Иконии и Константинополя против никейского императора. Султан иконийский требовал от Ласкариса, чтобы он уступил власть законному царю, бывшему императору Алексею III. Но под Антиохией на Меандре греки нанесли сильное поражение сельджукам, причём Алексей III попался в плен и был заключен в монастырь. Таким образом, Ласкарис присоединил к своим владениям Антиохию в 1211 году.
В 1214 году между Никейской империей и латинским императором был заключен мирный договор, по которому за латинянами осталась в Азии узкая полоса от Никомедийского залива к Чёрному морю, границы же Никейской империи с одной стороны обозначены были Никомедийским заливом, с другой — Кизиком и Эгейским морем. Со стороны иконийского султаната к Никее отошли области до верховьев Сангария и Большого Мендереса (в прошлом — Меандр).
Этот мир продолжался и по смерти Генриха в 1216 году и был скреплён браком между Ласкарисом и Марией, дочерью Иоланты, императрицы Латинской империи.
Никейский император был в бешенстве, узнав, что Русь вышла из под власти Вселенского Патриарха. Мануил Первый, к которому обратился император, развел руками — Увы! Но мы сами виноваты, потеряв Константинополь и часть земель! Мы показали свою слабость вот Русь и решила выбрать своего Патриарха.
— Они осмелились на Великого князя надеть царскую корону! — неистовствовал Ласкарис. — Они объявили этого Варяга русским Василевсом! Это не лезет ни в какие ворота!
— Ты ни о том думаешь, Государь! Половцы решили войти в русское царство и теперь половецкие степи стали русскими! Это большая территория! Русь получила безопасный выход к Русскому морю! Нам выгодно для начала наладить с Русью торговлю и попытаться сделать ее нашим союзником.
Остывший император из под бровей взглянул на Патриарха — Ты думаешь, что русские дружины придут воевать за наши интересы?
— Не только русские дружины, но и половецкая конница, объединенная под властью одного хана! Этот русский царь Варяг смог договориться с горцами и совместно с ними полностью ограбил венгров и поляков. Поэтому я предлагаю твою дочь Марию выдать замуж не за венгерского королевича Белу, а за Варяга!
— Ей весной только исполнится двенадцать лет! Варяг не захочет ждать три года, ему нужен наследник.
— И все же предложи Варягу этот брачный союз. Если он откажется, тогда будем искать возможность устранить этого выскочку!
Глава 19
После смерти князя Новгородского Мстислава Мстиславича Удатного, до этого сидевшего в Трепольске, Торопецке и в Галиче, и его старшего сына Василия, которому Мстислав отдал Торжок, его вдова половецкая княжна Мария, дочь хана Котяна, узнав о смерти отца, мужа, сына и зятя, Владимирского князя, почти две недели почти ничего не ела и не вставала с постели. Все же Мария справилась с немочью и постаралась вникнуть в изменения на Руси. Новгородские бояре вроде как и не гнали ее из княжьего детинца, но своими медовыми речами всегда намекали на нежелательность присутствия вдовы, ссылаясь на невозможность кормления семьи погибшего князя из-за сложившегося на Руси положения.
— Ты пойми, княгинюшка! — мерзкий боярин Топорков прямо в глаза ей презрительно кривил губы — Великий Киевский князь забрал себе все столы княжеские и объявил себя русским царем! Все княжата собраны в Киеве и по сути являются заложниками. Тебе следует отправиться в Киев и поклониться Варягу, присвоившему себе титул царя, может он о тебе и о твоих дочерях позаботится! А мы ужо тебе пятеро саней выделим для поездки.
Княгиня прикусила губы, содрогнувшись от мерзкого раздевающего пошлого взгляда новгородца — Хорошо боярин, готовь санный поезд!
Оставшись одна, Мария задумалась. Ее старшая дочь Феодосия Мстиславна, ставшая также вдовой, в письме приглашала во Владимир, но оговорилась, что и сама не знает своей судьбы, вполне возможно ее также выкинут из княжьих хором. Ее дочери Мария и Анна вошли и испуганно сели рядом с нею и ждали ее решения.
— Собирайтесь, мы едем в Киев! Проведаем ваших братьев.
Семнадцатилетние Анна с сестрой были двойняшками, но были совершенно