Оторва. Книга шестая - Ортензия
Я остановилась, но Инокентий Эдуардович подтолкнул сзади так, что буквально вытолкнул из рядов отряда, и шепнул что-то на ухо, но я не расслышала. Хотела попятиться назад, но Михаил меня успел увидеть и помахал рукой, подзывая. Я показала на себя одной рукой и кивнула, мол, зачем, но он замахал ещё энергичнее. Представила, какие лайки сейчас заработаю от Леонида Ильича, и опять попятилась назад. Он же мне бровями всё лицо исцарапает, а у меня с собой тонального крема нет.
— Бурундуковая!
Голос Михаила заставил вздрогнуть, а тут и Брежнев, до сих пор смотрящий в противоположную сторону, повернул голову, заметив меня.
Что-то спросил у Михаила, получил утвердительный кивок, и вся троица направилась в мою сторону. Вспомнила граффити Дмитрия Врубеля и машинально прошептала, едва шевеля губами: «Господи! Помоги мне выжить среди этой смертной любви».
Надвигался на меня Первый секретарь, как тот самый Эверест. А учитывая, что он был гораздо выше, не ожидала такого, а своими объёмами превосходил тоненькую фигурку Бурундуковой раза в три, мне захотелось развернуться и убежать. С трудом убедила себя остаться на месте, хотя потом не раз сожалела.
Они остановились от меня в полуметре, и Брежнев, не оборачиваясь, спросил:
— Так это и есть она? — причём в голосе проскользнуло удивление.
— Она, Леонид Ильич, собственной персоной.
Что имел в виду Михаил, я не поняла, потому как в следующую минуту Брежнев расплылся в улыбке, примерно как пёс в «Бременских музыкантах», и, схватив меня за уши (во всяком случае, показалось именно так), притянул к себе. Звон в ушах от поцелуя раздался такой, будто я со всего размаха влетела лбом в колокол. А потом стало звонить со всех сторон. Люся позже сказала, что было всего три поцелуя, но мне в тот момент казалось, будто их не меньше десятка.
А ещё сбоку полыхнула вспышка. Оставалось надеяться, что это фото не попадёт на страницы газет, чтобы потом кто-нибудь не ляпнул: «Это выглядело крайне омерзительно».
По правде говоря, так оно и было. Водка, намешанная с папиросами. Именно та ядерная смесь, которую я ненавидела. И после троекратного приложения этот ядовитый запах был везде: в носу, на губах, во рту и, вероятно, частично оказался в желудке.
— Михаил Петрович, ты знаешь, что делать, — сказал Брежнев, потеряв ко мне всяческий интерес. — Развернулся и двинулся в сторону чёрного автомобиля, который стоял там же, где когда-то остановился Каренин, доставив меня на слёт.
Леонид Ильич пошёл, помахивая ручкой, около микрофона остановился, но не стал им пользоваться, что-то прокричал, развернулся и сел в салон автомобиля.
Что он сказал на прощание, я не разобрала. Звон в ушах продолжал стоять, жуткий и громкий. Единственная мысль пришла в голову: «Это что сейчас было? Первый секретарь СССР приезжал на слёт, чтобы меня обслюнявить?»
Додумать не успела. Меня почти мгновенно окружили парни и девушки моего отряда, пытаясь задавать бестолковые вопросы. Уже и позабыли, что Бурундуковая только час назад избила своего товарища без всякого на то повода.
Сквозь толпу протиснулась молодая женщина, которую я сразу узнала. Наталья Валерьевна. Пытала меня в Черноморском. Пытала, конечно, образно. Задавала разные каверзные вопросы и тесты подсовывала, которые я знала наизусть. Судя по её манерам, вполне квалифицированный психолог, который, несомненно, должен был вывести меня на чистую воду.
— Пойдём, Ева, — сказала она, беря меня под локоток.
— Куда пойдём? — буркнула я в ответ. — Я ещё не обедала.
Она вскинула руку, глянув на маленькие часики на запястье.
— Хорошо, иди обедай, но быстренько. У нас времени совсем мало.
— В каком смысле мало? — не поняла я.
— Мы сегодня едем в Симферополь, так что поторопись.
— Зачем в Симферополь? — брови у меня, вероятно, нахмурились самостоятельно.
— Иди ешь, и потом всё узнаешь.
В углу палатки, где мы обедали, за отдельным столиком устроились Артём и ещё один парень из команды Михаила. Тоже обедали, но оба не спускали с меня глаз, вероятно, думая, что я сейчас рвану куда глаза глядят.
Ошибались. Надоело мне бегать. Вроде ничего дурного не предвещалось, только непонятно, зачем мне сегодня в Симферополь ехать. Но моим желанием никто интересоваться не стал. Поставили перед фактом, и лети белым лебедем. Или гусем общипанным. Тут уж как карта ляжет.
Лишний компот с Садией выпить тоже не дали. Аккуратно оттеснили девушку и повели меня под белы рученьки в нашу палатку.
А я надеялась хоть компотом сбить запах после душевного поцелуя.
— Твои вещи, — поинтересовалась Наталья Валерьевна, когда я вынула всё из рюкзака.
— Конечно, мои, — подтвердила я.
На помощь психологу пришла Екатерина Тихоновна, и они вдвоём, осмотрев мой багаж, единогласно пришли к решению, что ничего из моих вещей не подходит.
— Куда не подходит? — Вероятно, в моём голосе прозвучала некая враждебность.
Они обе посмотрели на меня, и Наталья Валерьевна сказала:
— Ева, вещи прекрасные, но чтобы попасть в Кремль, нужно нечто другое. Там, как бы тебе объяснить, существует дресс-код. Поняла?
— Поняла, — согласилась я.
Мои вещи точно не для Кремля. Там нужен костюм, галстучек. Вот только где я это найду? В Симферополе, что ли? В магазине готовой одежды? И на всякий случай уточнила:
— У меня другого нет. А тот, что в магазине, мне не нравится.
— Я это заметила, — кивнула Наталья Валерьевна. — Вот поэтому мы и поедем прямо сейчас.
Логика на грани фантастики. К тому же я не выяснила, какого лешего мне делать в Кремле. Потому как, нужно полагать, меня решили транспортировать в Москву помимо моей воли. Президент ясно сказал Михаилу: «Ты знаешь, что делать». Хотя Михаил тоже укатил на другом автомобиле вслед за Брежневым.
— И зачем мне в Кремль?
— Какая тебе разница? — усмехнулась Екатерина Тихоновна. — Это же в Кремль. Никогда не мечтала там побывать?
— Нет, — буркнула я в ответ. — Нас и здесь неплохо кормят.
— В каком смысле? — не поняла Наталья Валерьевна, но тут же спохватилась. —
