Смерть на обочине - Евгений Васильевич Шалашов
– Обидела я его, – вздохнула Наталья Никифоровна, наливая мне чай.
– Обиделся? – удивился я, забыв, что хотел откусить кусок хлеба. – Разве на тебя можно обидеться?
– Ага, – подтвердила хозяйка. – Петр Генрихович пришел, начал показывать, как с зайца шкуру снимать. В сенях одного за заднюю лапу подвесил, надрез сделал, шкурку словно чулок снял. И мне говорит – дескать, давай, второго сама освежуй. А я посмотрела на этого зайца – без шкуры, синий, меня аж передернуло всю, и говорю, мол, Петр Генрихович, как хотите, но зайцев я ваших свежевать не стану. Хотите – сами обдирайте или кого нанимайте, но не стану. Уток-то еще ладно, ощиплю да выпотрошу, но чтобы зайцев – ни-ни.
– А он? – полюбопытствовал я.
– А что он? – хмыкнула Наталья Никифоровна. – Запыхтел весь, надулся, словно индюк, всех остальных зайцев освежевал. Сказал – как, мол, дальше-то будет, если он с охоты не пять привезет, а двадцать? Я говорю, не станем же мы одними зайцами питаться? Тощие они, жилистые. Станешь есть – зубы сломаешь. Суп сварить можно, а жаркое лучше готовить из баранины или свинины. Вроде плохого мне ничего не сказал, но чувствую – обиделся. Даже чай отказался пить, сказал – дела, мол, в селе его ждут, поедет. Обед, правда, с удовольствием съел, пришлось ему еще и твою порцию скормить – не пропадать же добру?
– Расстроилась? – пожалел я хозяйку.
– Конечно же расстроилась. Корю себя – может, не стоило отказываться? Освежевала бы я этого зайца, не умерла. Но как вспомню – синий, с ушами, словно крыса большая… Бр-рр.
– Хорошо, что Петр Генрихович охотник, а не рыбак, – изрек я, вспоминая своего приятеля – заядлого рыболова. Все свободное время – и зимой, и летом – человек проводит на реке. Его уже и спасатели снимали – льдина откололась и ушла, как-то под лед провалился, но все равно неймется. Но ловит знатно – ведрами. А вот его супруга не раз жаловалась, что задолбало ее увлечение мужа. И беспокойство – как бы чего не вышло, да и хлопоты лишние. Ему-то что – наловил, добычу принес, а жене чистить приходится. Вся квартира в рыбьей чешуе, да еще запах. Впрочем, кому-то такие запахи нравятся, а иначе как работают продавщицы в рыбных отделах?
– Никуда твой кавалер не денется, – утешил я Наталью Никифоровну. – Дураком нужно быть, чтобы такую женщину упускать. Не такое уж и принципиальное дело, кому зайцев свежевать. Сам освежует или наймет кого.
Про себя подумал: если откажется аглицкий джентльмен от моей хозяйки, придется его на дуэль вызывать. Мне хозяйку нужно за хорошего человека замуж выдать, а Петр Генрихович вроде и неплохой, как мне показалось. А он, гусь нелазский, поматросил, понимаете ли и бросил. Понятно, что стреляет он лучше меня, но это неважно. Предложу стреляться из охотничьего ружья, через платок. Как это выглядит в реальности – не знаю, но попробовать можно.
– Поел? – сурово спросила хозяйка. – Если поел, спать забирайся.
– Давай ты ко мне под бочок придешь? – предложил я, зная, что Наталья все равно откажется. Но предложить надо. Обнимашки – тоже способ снять стресс. – Прижмешься, тебе легче будет обиду пережить. А с Литтенбрантом все образуется, никуда он не денется. Вот увидишь, письмо тебе завтра пришлет.
– Давай спать иди, времени три часа. Если к тебе лягу, опять не заснем.
Какое там. Я бы сейчас упал не на кровать, на половичок, да отключился. Даже стыдно – чего это так устал?
Разделся, лег, уже погрузился в полудрему.
– Двигайся, – услышал я, к моей спине прижалась Наталья. – Но только спать, ничего больше.
Меня обняла нежная женская рука. И рад бы соврать – мол, пришло второе дыхание, но врать некрасиво, потому что и на самом деле провалился в сон. И кто с кого снимал стресс – сказать трудно.
Глава восемнадцатая
Строитель школы
Полицейские меня снова материли. Пусть и беззвучно, но, судя по красноречивым взглядам, которые блюстители порядка бросали на судебного следователя – от души. Еще они от души чихали.
– Иван Александрович, да ничего там нет, – хмуро сказал пристав, поглядывая то на меня, то на подчиненных, выкидывавших из амбара сено. – Понимаю, что вы человек дотошный, но надо меру знать!
Будешь тут дотошным, если перерыл все комнаты и сараи, собрал всю паутину, набил шишку и пару синяков, но ничего не отыскал. Хорошо, что орудие убийства вчера нашли, но его никто не прятал, лежало на самом виду. И отыскал не я, а кто-то из городовых.
Для того, чтобы отправить на каторгу Николая – мужа хозяйки, улик хватит, а вот для выполнения задачи господина надворного советника – маловато.
– О, ваше благородие, а тут что-то есть! – радостно прокричал городовой Смирнов. – Тыкаю вилами, а там что-то твердое.
Народ оживился, и работа по разгребанию пошла быстрее. Перекинув сено, у задней стенки амбара обнаружились сундук, чемодан и небольшой чемоданчик.
– Вытаскивайте все на свет божий и открывайте, – скомандовал я.
Вначале вытащили сундук. Судя по тому, что легкий – пустой. Так и есть. И чемодан пустой. Но они оба выполнены в едином стиле, на крышках – герб рода Борноволковых. Предусмотрительный человек, покойный Сергей Степанович. Пометил свои вещи. Или напротив – не слишком умный? Если пускаешься в бега под чужим именем, зачем светить родовой герб? Впрочем, мог просто взять то, что под руку подвернулось. Покойный статский советник опыта пребывания в подполье не имел, мог не задумываться о деталях.
– Оно самое, ваше благородие, – радостно заявил Спиридон Савушкин, младший унтер-офицер. – Картинка точь-в-точь, как вы говорили. Сверху птица летит, крыльями машет, снизу стена с башней.
– Вот и славно, – кивнул я, присаживаясь на корточки и принявшись рассматривать чемоданчик.
Чемоданчик, в отличие от имущества господина Борноволкова, простой, деревянный. Отполирован, но даже лаком не покрыт. Размером как дипломат. На антресолях у отца подобный лежит. На крышке вытравлен герб Российской империи и надпись: «Экспедиція заготовленія государственныхъ бумагъ Россійской имперіи». Как я понимаю, акции, после того, как их отпечатывали, складывались в такие чемоданчики. Вон, сбоку кусочек сургуча остался.
Замок сломан, а сам чемодан, как и думал, оказался пустым. Могли акции выкинуть, сжечь, но могли и продать.
– Молодцы, служивые, – полушутя похвалил я полицейских и кивнул приставу: – Антон Евлампиевич, прикажите отвезти чемоданы ко мне, в Окружной суд. Желательно поднять все к дверям кабинета, я потом к себе приберу.
Спиридон Савушкин, довольный, что закончилась тягомотина, погрузил все в коляску и посмотрел на нас с
