Меч Тамерлана - Роман Валерьевич Злотников
И если все сказанное ныне правда, Едигей предложил Джианнони дель Боско руку спасительной помощи. Так что и серебро жалеть нечего… Особенно под залог будущих торговых льгот! А уж там новоиспеченный беклярбек Золотой Орды сумеет решить вопрос и с торговой факторией генуэзцев на Руси…
Обдумав все последующие действия, консул заметно приободрился:
– Моя благодарность вам, синьор Едигей, просто безмерна. Конечно, достаточного количества серебра, чтобы оплатить все ваши расходы, я не смогу собрать в ближайшее время. Да и согласитесь: будет не очень справедливо, если спасение Газарии оплатит одна лишь Каффа! У нас есть Оффициум, управляющий всей колонией, так что, обсудив ваше предложение с прочими нобилями, я смогу собрать столько серебра, сколько вам потребуется…
Джианнони прикинул в уме время на разведку и сбор денег, после чего продолжил:
– Мы будем готовы ближе к концу зимы.
Однако, увидев гримасу разочарования на лице темника, консул поспешно добавил:
– Впрочем, сундук серебра на подарки ключевым мурзам и бекам, а также некоторые другие дары уже лично для вас мы сумеем приготовить уже сегодня!
Прожженный купец и политик, Джианнони неплохо разбирался в людях, в том числе и во лжи. От общения с Едигеем у него осталось двоякое чувство, и он не стал бы доверяться темнику, не подстраховавшись, но все же история, изложенная ногайцем, была весьма правдоподобна.
Вряд ли рядовой татарский мурза сумел бы придумать столь развернутую легенду только для того, чтобы выпросить серебра у консула Каффы…
Немного подумав, Едигей небрежно кивнул:
– Ближе к концу зимы вообще-то поздновато… Но я надеюсь, что вы успеете собрать серебро раньше, хотя бы половину того, что я запрошу. Тем более мне самому еще нужно поразмыслить о том, сколько сундуков серебра потребуется в конечном итоге! Ну а пока…
Тут темник сально улыбнулся, бросив похотливый взгляд на античные скульптуры:
– Я слышал, что в Газарии полно красавиц-черкешенок на продажу; рабыни также могут послужить доброй платой моим воинам. Так почему бы нам не взять некоторое число девушек уже сейчас? Гулямы это одобрят… Да и я не прочь вкусить прелестей ваших гурий, прежде чем покину Каффу. Пожалуй, я мог бы задержаться до утра, воспользовавшись вашим гостеприимством, консул.
Джианнони с готовностью кивнул:
– Безусловно! Самые красивые невольницы послужат усладой славному темнику!
Темник Едигей
Едигей с удовольствием вдохнул свежего морского воздуха, принесенного утренним бризом… Самое то остудить разгоряченное любовными ласками тело!
Честно сказать, вышедший на балкончик ногаец еще никогда не встречал женщин столь совершенных форм и изящества. Стройные и грациозные, подобно горным сернам… А белизне кожи черкесских невольниц позавидуют даже мраморные статуи древних мастеров!
Прошедшая ночь пролетела словно краткий миг блаженства, наполненный любовной истомой… И еще никогда Едигей не чувствовал себя так чудесно!
Неожиданно внизу, у самой башни Святого Климента, вдруг раздался приглушенный возглас, а затем и короткий, тотчас затихший крик. Чувственная расслабленность мигом слетела с ногайца – он мгновенно собрался, вслушиваясь в тишину предрассветных сумерек… Напряженный, словно тетива составного лука, и опасный, подобно гибкому клинку из булата! Но тревогу стражники-фрязи поднять не успели, и темник позволил себе выдохнуть.
Главное, чтобы у главных городских ворот его нукеры сняли стражу столь же легко, как и у ворот внутренней цитадели…
Отряд отборных гулямов разделился еще днем – сотня всадников последовала за темником в цитадель, играя роль почетной стражи. Но еще две сотни нукеров остались в городе – бродить по базару и порту, с ночлегом в татарском караван-сарае. Так что удар по защитникам Каффы должен быть нанесен одновременно – в двух ключевых точках!
Приободрившись, Едигей вернулся в выделенные ему покои пружинистым шагом барса, подбирающегося к жертве. И сам собой ногайцу вспомнился разговор двухмесячной давности…
– Эта победа открывает нам дорогу на Казань и в Булгар, на Москву! Мы зальем земли покоренных кровью бунтарей – и горе тем, кто посмел предать своего хана!
– Да-а-а-а!!!
Собравшиеся в шатре Тохтамыша приближенные встретили победный возглас своего господина радостным воплем, в очередной раз подняв за победу чаши с кумысом. А окрыленный успехом хан уже принялся раздавать указания своим мурзам, обратившись в том числе и к Едигею:
– Ты, мой друг, отправишься на полуночь, преследовать изменников-булгар. Твой тумен пострадал меньше прочих, так что…
– Мои нукеры не отправятся на полуночь.
Темник ответил спокойно, без малейшего внутреннего колебания. И это спокойствие в который раз вывело Тохтамыша из состояния душевного равновесия… Чингизид замер на несколько кратких мгновений, пытаясь понять, как обращаться с равносильным союзником, но после хмельное раздражение прорвало истончившуюся плотину ханского терпения.
– Как ты смеешь перечить мне, твоему хану?! Я…
– Ты перестал быть моим ханом, как только казнил моего отца. Отошли своих ближников, Тохтамыш, и мы поговорим с глазу на глаз – если, конечно, ты все еще желаешь сохранить лицо.
Хану стоило немалых усилий совладать с нахлынувшим гневом, после чего он коротко приказал:
– Оставьте нас, друзья, прошу. Вскоре мы продолжим пир, но сперва я поговорю с темником…
Последние слова Тохтамыш произнес с явной угрозой в голосе.
Неприязненно посматривая на Едигея, шатер один за другим оставили беки и мурзы хана, и тогда темник спокойно повторил:
– Мы не пойдем на полуночь, ибо эмир дал тебе войско, чтобы защитить столицу. Сарай-Берке мы сберегли, покоренных разбили – все, о чем ты просил эмира, исполнено… Если желаешь, следуй по пятам за булгарами, я же отправлюсь со своим туменом в Газарию.
– В Газарию? Зачем?!
Явно сбитый с толку хан вскинул брови от удивления, на что Едигей лишь коротко усмехнулся:
– Затем, что именно Газария есть конечная цель великого эмира. И он осыплет меня дарами и почестями за ее захват и разорение… Впрочем, они не сравнятся с той добычей, что мы возьмем с мертвых фрязей.
– Нет!!!
Тохтамыш швырнул чашу с кумысом на пол, схватившись за рукоять сабли; он успел даже оголить ее до середины, прежде чем Едигей в голос рассмеялся, не выказывая никаких признаков агрессии. Сбитый с толку, быстро трезвеющий хан злобно спросил:
– Чему ты смеешься?!
– Твоей детской
