По прозвищу Святой. Книга третья - Алексей Анатольевич Евтушенко

Почти совсем мальчишка, лет восемнадцать, не больше.

Взрывом ему разворотило живот так, что кишки вывалились наружу, и практически оторвало левую ногу. Он быстро терял кровь, но был ещё жив — молча смотрел в небо голубыми, как оно, глазами, часто-часто дышал сквозь зубы.

Максим сразу понял, что сделать уже ничего нельзя.

Присел рядом, приложил ладони к вискам раненного, вошёл в сверхрежим.

Жемчужно-серая аура красноармейца стремительно тускнела.

Он постарался, насколько это возможно, снять боль и влить в умирающего немного спокойствия и умиротворения.

Частично это удалось — дыхание красноармейца стало ровнее, рот расслабился.

— Потерпи, братишка, — сказал Максим. — Уже скоро.

— Дяденька, — сказал красноармеец. — Я умираю, дяденька?

— Всё будет хорошо, — ответил Максим со всей убеждённостью. — Просто закрой глаза и спи.

— Хорошо, дяденька, — покорно ответил красноармеец. — Только…

— Что?

— Гранаты, противотанковые. Там, на полке. И винтовку мою возьмите. Мне она уже не…

Аура погасла.

Максим закрыл ему глаза, взял винтовку, рассовал по карманам шинели запасные обоймы.

Гранаты, что-то он говорил про гранаты.

Гранаты оказались на земляной полке в ячейке. Две тяжёлые противотанковые РПГ-40 и три противопехотные РГД-33.

Максим забрал все и метнулся к себе в ячейку.

Танки и пехота были уже довольно близко — сотни полторы метров.

Он разложил гранаты на точно такой же полке и открыл огонь из винтовки. С такого расстояния попасть по живой мишени не представляло для него ни малейших трудностей.

Максим успел расстрелять две обоймы, выбив десяток немецких солдат, когда один из Pz IV приблизился почти вплотную.

Рёв двигателя и лязг гусениц на какое-то время перекрыли остальные звуки боя и, когда до танка оставалось метров десять, Максим схватил с полки обе РПГ-40 и сел на землю, втянув голову в плечи.

Через секунду бронированное брюхо танка закрыло небо, вонь отработанного топлива ударила в ноздри, и в следующую секунду танк переполз через окоп.

И тут же ему в моторное отделение, одна за другой, полетели две противотанковые гранаты.

Грохнуло раз, и второй. Мотор танка вспыхнул, и тот остановился, успев проползти метров пятнадцать-шестнадцать.

Открылись люки, и немецкие танкисты попытались покинуть горящую машину.

Увы, они и представить себе не могли, насколько меткий стрелок поджидает сзади этого момента.

Максим хладнокровно расстрелял из винтовки всех пятерых и вернулся в свою ячейку.

К этому времени немецкая пехота, понеся большие потери, залегла.

Нескольким танкам удалось доползти до советских окопов, а некоторым и переползти через них, но все они уже были подбиты: одни расстреляли вблизи из противотанковых пушек, другие закидали гранатами и бутылками с зажигательной смесью красноармейцы.

Уцелевшие, продолжая огрызаться пушечным и пулемётным огнём, поползли назад.

Вслед за ними побежала назад пехота.

Атака захлебнулась.

Как всегда после боя слегка потряхивало от переизбытка адреналина.

Сделав несколько глубоких вдохов-выдохов и сбив адреналиновый выплеск, Максим по ходу сообщения направился в блиндаж.

Ротный Сергеев уже был на месте. Стоял у стола, чиркал спичками, прикуривая папиросу. Первая спичка сломалась, вторая не загорелась. С третьей получилось.

— А, Коля, — сказал он, глубоко затянувшись и выпустив дым. — Мне уже доложили, как ты воевал. В общем и целом. Танк ты подбил?

— Я. Танк подбил, танкистов убил. Всех пятерых. А до этого ещё с десяток. Из чужой винтовки, — Максим присел на тот же табурет. — Там, рядом со мной, красноармейца… насмерть. Мина. Воспользовался его оружием.

— Молодец, — сказал Сергеев и тоже сел. Заглянув в кружку, выплеснул на земляной пол остатки чая. — Похороним, как положено, не волнуйся. Чаю хочешь?

— Нет, спасибо. Мои как?

— Оба живы. Геройски воевали. Сейчас подойдут.

В дверь блиндажа постучали.

— Войдите! — разрешил Сергеев.

Вошли Николаев и Герсамия.

— Товарищ старший лейтенант, — вскинул руку к шапке Герсамия. — Рядовые Герсамия и Николаев по вашему приказанию явились!

Максим обернулся.

Глаза Герсамия, и без того довольно выразительные, расширились.

— Вах! — сказал он. — Товарищ лейтенант! Живы!

Якут Николаев расплылся в улыбке, отчего его и без того узкие глаза превратились в щелки:

— Здравия желаю, товарищ лейтенант!

— Черти, — сказал Максим. — Как же я рад вас видеть!

Он поднялся с табуретки и обнял солдат одного за другим.

После чего изложил им, зачем приехал.

Николаев и Герсамия переглянулись.

— Там, куда я вас зову, будет не менее опасно, чем здесь, — добавил Максим. — Даже более. Вспомните аэродром под Ромоданом. Не факт, что всё получится так же красиво, и мы вернёмся живыми. Одно могу обещать — за успешное выполнение задания все будут представлены к правительственным наградам и скучно точно не будет.

— Это хорошо, — сказал Герсамия. — Мы, грузины, любим, когда весело.

— Мы, якуты, в этом от вас не отстанем, — с непроницаемым лицом заметил Николаев.

— Значит, согласны? — спросил Максим.

— Согласны, товарищ лейтенант государственной безопасности, — сказал Герсамия. — Один вопрос можно?

— Хоть два.

— Мы теперь тоже в войска НКВД перейдём?

— Да, — подтвердил Максим. — Что такое Отдельная мотострелковая бригада особого назначения знаете?

— Слышали, — сказал Николаев. — Говорят, они какую-то особенную подготовку проходят.

— Всё верно, — подтвердил Максим. — И вы пройдёте, — он посмотрел на Сергеева. — Ну что, товарищ старший лейтенант, вы сами всё слышали.

— Да, — подтвердил Сергеев, — слышал. Жалко хороших бойцов отпускать, но слово есть слово. Можете идти, товарищи красноармейцы. — Ждите приказа о переводе.

Николаев и Герсамия синхронно вскинули правые ладони к шапкам, повернулись через левое