Новое дело - Никита Киров

Я показал на него. Бродяга, который собирался убегать, увидел угрозу и поднял руку. Она не дрожала.

Он пальнул в Фиделя, и тот растянулся на дороге. Вот теперь точно готов. А вот теперь точно пора сваливать, пока всем стало не до него.

— Туда! — хрипло бросил Бродяга, показывая дальше. — Там тачка!

Сам же он бросился в другую сторону. Маску так и не снимал. Я пробежал дальше, стараясь держать голову ниже — не хватало ещё, чтобы кто-то потом опознал. Хотя отмажусь, не я же стрелял. Тут больше вопросов будет от братвы, чем от ментов.

Покушение на Фиделя, и, судя по всему, удачное. Живучий он был, конечно, раз сразу не помер от такого наезда. Но не бессмертный.

За него будут мстить. Кому — вот это хороший вопрос.

У пятиэтажки, рядом с которой я пробежал, всё ещё лежал снег, местами глубокий, а под ним не убранная с осени трава. Грудь горела от морозного воздуха.

Впереди стояла вишнёвая «девятка» с тонированными стёклами. Двери справа, передняя и задняя, были открыты. Бродяга появился из-за угла. Хромал он куда сильнее. Добежал до машины, он прыгнул на заднее сиденье, растянувшись там. На маске был иней от дыхания.

Я сел на переднее. Водила, молодой парень, бритый наголо, тут же тронулся с невозмутимым видом.

Мы поехали в сторону вокзала. Музыки в машине нет, двигатель ровно работал. Издалека слышны милицейские сирены. ГОВД находится рядом с местом перестрелки, и на три трупа приедут обязательно, в полном составе, даже с начальством. Три трупа — это очень много, на уши поднимут всех, кого можно.

Что удобно, братва хоть и будет искать, кто это сделал, если не поймёт это сразу, но руки у них связаны. Милиция начнёт мешать, ещё и ОМОН могут вызвать из области.

Много факторов, которые надо использовать нам во благо.

— Как мы, а? — спросил водитель с гордой ухмылкой. — Видал, как чётко? Самый крутой бандит в городе — двухсотый! Как его Бродяга привалил.

— Сега же ты? — я посмотрел на него. Пару раз виделись.

— Ага.

Да, он из команды Дмитрия. Небольшая, но в ней состоят единомышленники.

Я повернулся назад.

Бродяга тогда и сейчас — два разных человека. Там хромота ему не мешала, а руки не дрожали, стрелял твёрдо. Сейчас же его била дрожь. Он снял маску. Лицо красное, но взгляд довольный и хитрый.

— А палить ты умеешь, и ничего не мешает, — сказал я. — Благодарю.

— Когда бью и стреляю — рука твёрдая, — хрипло произнёс Бродяга. — И сам спокоен. А когда вокруг тихо — всё, плющит меня. Всё трясётся.

— От адреналина, значит, спокойнее.

— А хрен его знает. Пусть умники всякие разбираются, похрену. Видал, что было? — голос стал твёрже. Он начал садиться. — Мочить он тебя хотел, если бы ты отказался на его сторону переходить. Лично поехал, не стал другим доверять.

— Ты знал об этом? — я присмотрелся к нему.

— Совсем недавно узнал, минут пятнадцать назад. Вот и пришлось импровизировать.

Смотрел я на него, пытался его понять до конца. Приехал мне на помощь — это, конечно, сильно. Он же не просто сбил бандита, он напал на самую сильную группировку города и её самого крутого бригадира.

Узнают кто — изведут и его, и всех родственников в городе, а заодно и всех друзей. За такое положено отвечать жёстко.

Бродяге было бы выгоднее, если бы Фидель меня прибил. Тогда бы он собрал всех мстить, и никто бы не отказал. И пошло-поехало, кровавая разборка, в которой полегли бы все наши.

Иметь такого союзника на своей стороне было бы полезно. Но это как заряд взрывчатки — если не умеешь с таким обращаться, навредит это тебе самому. Бродяга такой и есть, импульсивный и взрывоопасный. Когда вокруг замес, он собран и жесток. Когда мирно — раздавленный и думающий.

— Сейчас только один способ остался, чтобы выжить — избавиться от тех, кто хочет нас уничтожить, — продолжал Дима довольным голосом. — Мы на войне, брат, и эта — хуже, чем та.

— Да ты послушай его, — хрипло сказал Сега. — Он нас под БамУтом тогда спас. И сейчас дело говорит.

— Жёстко там было, — произнёс я. — Как там в песне было? Не слышал её?

— Я убит под Бамутом, а мой друг — в Ведено, — напомнил он, но не пропел, а проговорил.

— Как Иисусу воскреснуть нам уже не дано, — закончил я. — Когда дембельнулись, кто-то в поезде эту песню пел. Должны были нас туда бросить, под Бамут, но отвели оттуда в последний момент.

Машина ехала дальше. Все же там были, но заодно мы действовать никак не могли. Они хотят одно, я — совсем другое. Но всё равно надо находить общий язык.

— И всё же, Бродяга, — продолжил я. — Почему ты так решил?

— А чё, сам не видишь? — он усмехнулся. — Стреляют тут не реже, чем там. Только там боевиков было тыщ десять на всю Чечню, а здесь бандитов — сотни тысяч, и каждый опаснее любого «духа». «Духи» за что-то дрались, во что-то верили, а эти — только ради бабла всё сделают. Хуже арабов-наёмников.

— А сам в братву подался.

— Внедрился, — Бродяга хмыкнул. — Изнутри чтобы их узнать. Фидель — самый опасный, потому что умный. Если бы на игле не сидел, давно бы брата задвинул и всех закопал. А у меня сегодня возможность появилась этого самого крутого авторитета закопать. Знаешь, как мы в Афгане действовали?

— Не был там. В чём суть? Не про Афган говори.

— А я бы мог, — Дима подался вперёд. — И про Афган, и про Африку, и про Карабах с Осетией и Абхазией. Где я только не был. Вы только в Чечне были, помирали там пачками, а я — везде, и там мы побеждали. Но я вас всех всё равно уважаю, вы там стояли твёрдо, несмотря ни на что. Выстояли. Но ты меня не понимаешь, Старый. Хотя слова тогда говорил правильные, запали они мне. И за своих горой. А я вот тоже.

Машина заехала в проулок и встала у неприметного гаража со ржавыми воротами. На них было написано: