Я – Товарищ Сталин 3 - Андрей Цуцаев
— Мэаза, это правильно? Мы пошли на преступление, но за что? За деньги? За страну?
Мэаза, глядя на связанного Лоренцо, ответил:
— Оба варианта, Тэкле. Деньги — для семей, долг для родины.
Абраха, не оборачиваясь, добавил:
— Молчи, Тэкле. Ты слишком много болтаешь. Думай о деле.
Лоренцо, очнувшись, глухо пробормотал через мешок:
— Вы… пожалеете. Грациани найдёт вас.
Тэкле, вздрогнув, сжал верёвку:
— Он прав, Мэаза. Что, если нас поймают?
Мэаза, ударив кулаком по повозке, сказал:
— Хватит, Тэкле! Мы дойдем до границы. Там нас встретят.
К утру, после шести часов пути, они достигли границы — ручья, за которым начиналась Абиссиния. Два чекиста, в тёмных плащах, с винтовками, ждали в тени акации. Старший, с бородой, на ломаном тигринья сказал:
— Абраха, вы сделали это. Полковник наш. Деньги в мешке.
Абраха, передав Лоренцо, ответил:
— Вы обещали защиту. Если итальянцы узнают, кто это сделал, то мы мертвы.
Чекист, кивнув, махнул рукой:
— Уходите. Мы разберёмся.
Эритрейцы, взяв мешочек с лирами, ушли, их сердца бились от страха и надежды, что деньги помогут их семьям. Лоренцо, связанный, исчез за холмом с чекистами. Асмэра просыпалась, не зная о потере.
* * *
В Абиссинии, за ручьём, где граница растворялась в холмах, утренний свет, мягкий и золотистый, пробивался сквозь листву деревьев, освещая узкую тропу, что вилась между скал и колючим кустарником. Хижина, сложенная из глины и веток, с соломенной крышей, едва заметная в зарослях, стояла в тени высокого холма. Её стены, потрескавшиеся от жары, хранили следы проливных дождей. Внутри, холодный пол, был устлан потертыми циновками. Грубо сколоченный стол был завален картами, обрывками бумаги и крошками лепёшек. В углу, за выцветшей занавеской, лежал Лоренцо ди Сальви, связанный верёвками, с мешком, снятым с головы, но всё ещё стянутым у шеи. Его мундир, некогда белый, покрылся пятнами пыли и пота; лицо, загорелое, с резкими чертами и густыми бровями, исказилось от гнева; глаза, горели ненавистью. Сотрудники ОГПУ — трое мужчин в плащах, пропылённых дорогой, занимались делами: Григорий, бородатый, с широким лицом, варил чечевицу в котле над очагом; Павел, худощавый, с острыми скулами и серыми глазами, перебирал донесения, исписанные мелким почерком; Алексей, с короткими светлыми волосами, чистил винтовку у входа, оглядывая заросли. Снаружи стрекотали цикады, шуршала сухая трава, кричали птицы, кружа над холмами; далёкие горы Абиссинии, тёмные и зубчатые, высились на горизонте, их склоны терялись в утреннем тумане.
Лоренцо, рванувшись на циновке, закричал голосом, полным ярости:
— Вы, подлые псы, думаете, я заговорю? Ничего не получите! Грациани раздавит вас всех!
Григорий, помешивая чечевицу, обернулся:
— Кричи, полковник. Здесь только мы, да горы. Ешь, если хочешь жить, а то потеряешь все силы.
Он кивнул на миску с варёной чечевицей, смешанной с кусками лука, и грубую лепёшку, лежавшую рядом. Лоренцо, сжав кулаки, плюнул в сторону миски, его лицо покраснело, грудь вздымалась:
— Жрать вашу бурду? Вы ответите за это! Все вы грязные крысы!
Павел, отложив бумаги, шагнул к нему:
— Твой Грациани сейчас мечется в Асмэре, а ты здесь. Ешь, или мы тебя заставим.
Лоренцо, сжав челюсти, отвернулся, его мысли кружились вокруг побега, и друга. Он представлял, как Грациани, узнав о пропаже, перевернёт всю Эритрею, но верёвки больно впивались в запястья, а хижина казалась ловушкой.
Алексей, у входа, бросил взгляд на Григория:
— Я слышал шаги в лесу. Там местные ходят, не наши. А этот орет слишком громко.
Григорий, добавив дров в очаг, кивнул:
— К ночи уведём его глубже. Лес нас прикроет. Павел, проверь тропу.
Павел, сложив донесения, ответил:
— Если он заговорит, Москва получит планы наступления. Это стоит риска.
Лоренцо, услышав, рванулся вперед, но его сдержали веревки:
— Планы? Вы ничего не узнаете! Грациани уже идёт за мной, и вы поплатитесь!
Григорий, подойдя, присел рядом:
— Полковник, время на нашей стороне. Голод и страх сделают своё дело.
Лоренцо, сжав кулаки, уставился в потолок, его грудь вздымалась, мысли путались. Он вспоминал Рим, службу с Грациани, их разговоры о кампании в Ливии, где они делили одну бутылку вина, глядя на звезды. Теперь он был здесь, в пыльной хижине, окружённый врагами, и надежда на спасение таяла.
В Асмэре, тем временем, солнце поднималось над площадью перед кинотеатром «Имперо», где торговцы раскладывали манго, бананы и мешки с кофе, чьи зёрна блестели, как тёмные жемчужины. Улицы, вымощенные камнем, звенели от шагов эритрейских аскари, чьи винтовки поблёскивали; грузовики, гружённые ящиками с боеприпасами, гудели, направляясь к порту Массауа, где жара душила, а синее море лениво плескалось о причалы, где потные носильщики сгибались под тяжестью груза.
В неоклассическом здании штаба, с мраморными колоннами и высокими окнами, Родольфо Грациани, высокий, с жёсткими чертами лица, короткими усами и морщинами, стоял у карты Абиссинии, его мундир, белый, с золотыми эполетами, был застёгнут на все пуговицы. Темные глаза горели тревогой и яростью. Лоренцо, его друг и правая рука, пропал, не явившись на утренний доклад — впервые за долгие годы. Грациани, сжав кулак, повернулся к адъютанту, капитану Альберто Риччи, 32-х лет, с гладко выбритым лицом и нервными движениями, теребящими край фуражки:
— Альберто, где Лоренцо? Он не мог просто исчезнуть! Что говорят люди?
Риччи, опустив глаза, ответил:
— Командующий, квартира пуста. Служанка видела его вчера вечером, потом он ушёл. Никто не знает, куда.
Грациани, ударив кулаком по столу, крикнул, эхо разнеслось по кабинету:
— Никто? Лоренцо — не мальчишка, чтобы вот так пропадать! Созови патрули, обыщи Асмэру!
Риччи, побледнев, козырнул:
— Уже отправил солдат, командующий. Проверим рынок, окраины, таверны.
Грациани, прошёлся вдоль карты, его пальцы теребили пуговицу. Лоренцо был не просто офицером — он был его другом, с которым он делил кампании в Ливии, обсуждал планы покорения Абиссинии, проводил ночи за вином. Мысли о нападении, предательстве или случайности сжимали его сердце. Он вызвал посыльного, рядового Марио Ферри, худощавого, с каштановыми волосами. Он сказал ему:
— Марио, обойди Асмэру — каждый дом, таверну, рынок, окраину. Найди Лоренцо, живого или мёртвого!
Марио, козырнув, ответил:
— Будет исполнено, командующий!
Марио выбежал на улицы, где солнце палило, а воздух дрожал от жары. Он начал с квартиры Лоренцо, в центре Асмэры, где белое здание с балконом, увитым цветами, сверкало чистотой. Служанка, пожилая эритрейка в цветастом
