Братство. Второй шанс - Никита Киров

— Слушай, ну ты-то как раз должен помнить. Здоровый такой, метра два ростом. Вы с ним тогда на руках боролись, он тебя сборол почти, а ты как перданул, он вздрогнул, а ты победил.

За столом раздался громкий смех.

— Да не было такого, — оправдывался Шустрый, отшатнувшись назад.

— Было-было, — Халява кивал. — Мы тебя тогда хотели из палатки выгнать, чтобы ты на улице спал, — он засмеялся. — Ну и что с ним? С Грихой?

— Он руку там оставил, — серьёзным тоном сказал Моржов, и улыбки погасли. — Но он мужик пробивной. Все справки собрал, свидетельства, всё, как полагается, и добился, чтобы ему выплатили боевые, и по ранению, и всё остальное. Пробивной, — повторил он.

— И что дальше? — я отложил ложку.

— В военкомате мурыжили, мол, денег нет, езжай в Москву, мы тебя на войну не отправляли, кто тебя туда отправлял, с теми и говори… ну, как обычно, сами знаете.

— Наслышаны, — едко проговорил Самовар.

— Но он их задавил, и сегодня ему выплатили. Вот он получил бабки, а вечером вломились в хату три амбала, его избили, а деньги отобрали. И боевые, и что у него дома хранилось. И ювелирку у жены отобрали, и мафон ещё вытащили. Ну и ребёнка напугали.

— Вот ***! — с чувством сказал Халява, и у него аж голос дрогнул от злости.

— Ноги им из жопы вырвать! — добавил Шустрый, без всяких шуток. — Мляха, вот они суки. Он руку… а они.

— Вот че’ти, — Шопен бросил обглоданную кость в тарелку. — Мало им всё.

— Пожалеют, — тихо произнёс Царевич, и это звучало куда с большей угрозой, чем всё остальное. — Это кто-то из своих, сами понимаете. Кто-то из его знакомых, кто знал про деньги. Или в военкомате слили.

— Да тихо, парни! — всё пытался сказать Самовар, оглядываясь на всех. — Сами себя не распаляйте. Выпили же. По пьяной лавке…

— Суки, — Маугли покачал головой. — Вот так сидишь там, на передке, а вернёшься…

— Тихо, парни, — сказал я. — Тихо!

Все повернулись ко мне.

— Зря я сказал, — произнёс Моржов. — Всё равно же пока не нашли. А вы тут уже подпитые, делов натворите ещё.

— И чё, ничё не делать? — вспылил Халява, вставая на ноги. — А если бы на Самовара…

— Погоди, — я поднял руку. — Да, по пьяной лавочке только сами себя распалим, и никого не найдём.

Я посмотрел на Халяву, и он медленно опустился на место.

— Лезть на рожон — нельзя. Но давать в обиду кого-то из наших — не дело. Мы-то вот собрались вместе, и нам навредить сложно. Афганцы кучей собрались и держатся друг за друга. А вот остальные, кто вернулся — поодиночке, теряются. Им-то защиты нет, а что ты один сделаешь? Кто в бандиты пойдёт, но там защита тоже — не самая надёжная. До первого промаха.

— Ты дело говоришь, — сказал Моржов, опускаясь в кресло. — Но… как? Что тут придумаешь?

— Что нужно, то и придумаем. Может, ты сможешь их поймать, кого-то посадишь. Но это ничего не поменяет. А вот вся эта падла в городе должна знать, что трогать «чеченцев» нельзя. Никто в Тихоборске не тронет афганца, потому что знает, что остальные с ним за это сделают. И тут должен понимать, что будет хуже. Но в пределах того, чтобы начальник, — я подмигнул Моржову, — не попадал из-за этого. Он нас и так выручил, ему же потом отвечать, если что случится.

— Но что здесь делать, Старый? — спросил Газон.

— Ну, для начала, — я посмотрел на него, — можешь сказать, кто это такой наглый? Не для милиции? Для нас? У тебя есть возможность узнать.

Саня посмотрел с подозрением на Моржова, но тот стоял, скрестив руки, и снова на меня.

— Ну, смогу. Поинтересуюсь. Но смотрите, если братва приедет разбираться с этими беспредельщиками, то Верхушин должен за это останется.

— Ну, то братва, а то мы. Но если людей будем прикрывать, кто-то нас не забудет, подтягиваться к нам будут. А когда нас много — так легко с нами не сладишь, а мы сами сможем на что-то влиять. Вот и надо, говорю, прикрывать каждого, показать им, что нас они не сожрут. Не против же, Васька? — я повернулся к Моржову. — Потому что сам говоришь — официально ничего ты не нашёл.

— Ну, — он почесал затылок, и короткая, едва отросшая щетина там захрустела. — Обсудим на трезвую голову, короче, — сдался молодой опер.

Но мы точно это обсудим, потому что Моржов был зол. На его товарища напали, и он ничего не может с этим сделать, что его сильно бесило.

И мы посмотрим, что с этим можно сделать.

Глава 2

Парни хотели немедленной расправы над теми ублюдками, что напали и ограбили инвалида, но удалось удержать их в узде. Слова им запали, они согласились, и мы найдём, кто это такой наглый.

Пусть ограбленный Гриша Верхушин служил в другом роде войск, сейчас это уже неважно — лучше держаться вместе. Если получится разобраться, то не только накажем тех гадов, но ещё и десантники в городе начнут нас уважать, да и в области тоже. А контакты нам нужны.

Вечером я сам приду к нему, поговорим по душам. Царевич прав — грабители шли не на удачу, они твёрдо знали про деньги, значит, сдал кто-то, кто десантника хорошо знал.

Возможно, Гриша даже в курсе, кто именно это был, но Моржову не сказал — он же мент. Если это родственник, то за такое его может ждать срок, вот и молчит. Но если вернуть бабки и проучить, то он точно не будет против.

Ну и Газон осторожно поинтересуется, потому что о таких делах блатным быстро становится известно. Начнёт кто-нибудь сорить деньгами, сразу поймут, что было удачное дело. Ну и я сам займусь.

Это вечером, когда Верхушин будет дома, а вот день сегодня обещает быть насыщенным. Я вчера вечером ушёл домой и увёз Самовара, Шустрый тоже ушёл, как и Газон, зато Слава Халява и Шопен остались в гостях у Царевича. С ними Маугли.

Старлею идти особо