Воронцов. Перезагрузка. Книга 6 - Ник Тарасов
Высчитав чёткую пропорцию, чтоб получился именно девятипроцентный раствор, я отмерил соли. Засыпав отмеренное количество соли в бутылку, я стал её трясти, чтобы та растворилась. Кристаллы медленно исчезали в воде, превращая её в прозрачный раствор, который должен был спасти человеческую жизнь. Я поднял бутылку к свету — ни одной крупинки не осталось. Отложил её в сторону и принялся осматривать кишки, которые принесли — те оказались плотными и очень хорошо выделанными. Ещё раз присмотрелся к ним — те аж просвечивались, настолько качественными были. В моих руках они казались живыми, гибкими, готовыми служить той цели, для которой я их предназначил.
— Да, хороши, — пробормотал я. — С такими можно работать.
Я объяснил, показывая на бутылку, какую пробку мне нужно сделать из кожи.
— Кожу тоже предварительно хорошо нужно вымыть и обработать спиртом… ну водкой крепкой. Саму пробку сделайте так, чтобы одна трубка плотно в неё вставлялась, а вторая трубка чтоб доставала до самого дна. Когда я переверну бутылку, через нее мог поступать воздух.
Иван Дмитриевич внимательно выслушал меня и кивнул одному из своих помощников:
— Степан, займись.
Тот тут же принялся за работу. Вырезал из кожи идеальную пробку, промыл её в чистой воде, затем высушил над огнём и стал делать в ней отверстия для трубок.
Тем временем я взял самые длинные кишки и прикинул, что длины мне не хватает. Мысленно рассчитал требуемое расстояние — бутылка должна висеть высоко над больным, чтобы давление было достаточным. Нужно не менее полутора метров, а то и больше.
Подозвал одного из помощников и объяснил:
— Нужно вставить одну кишку в другую так, чтобы они плотно крепились, чтобы не пропускали ни в коем разе воздух.
Помощник, поняв, что я хочу, занялся этим делом. Буквально через несколько минут все было готово. Он пропихнул одну трубку в другую достаточно далеко — соединение получилось надёжным и плотным.
Я проверил соединение, слегка потянув в разные стороны — держалось крепко. И в итоге длины должно было хватить, чтобы установить бутылку на высоте в полтора метра над больным.
Степан закончил с пробкой и передал мне. Она была выполнена безупречно — два отверстия точно по размеру трубок, сама пробка идеально подходила к горлышку бутылки.
— Отличная работа, — похвалил я, вставляя трубки в пробку. — Теперь нужно проверить, как всё работает.
Я вставил одну трубку так, чтобы она доставала до дна бутылки, вторую — лишь немного вглубь пробки. Заткнул пробкой бутылку, перевернул её, держа на весу. Через короткую трубку в бутылку начал поступать воздух, о чём свидетельствовали пузырьки, поднимающиеся в растворе, а через длинную — раствор начал медленно вытекать.
— Работает! — не смог сдержать я восклицания.
— Что это такое будет, Егор Андреевич? — спросил Иван Дмитриевич, разглядывая моё изобретение.
— Это, — я указал на бутылку с трубками, — позволит ввести физраствор прямо в кровь больному. Поверьте, это единственное, что может спасти жизнь градоначальнику.
Он задумчиво покачал головой:
— Чудны дела твои, Господи… Прямо в кровь, говорите?
— Именно так, — кивнул я. — Но для этого нужна ещё игла. Её ювелир уже должен доделать. Так что пойдёмте к градоначальнику, только через ювелира заберём иголку.
Я уже сделал шаг к выходу, но вдруг остановился, вспомнив ещё одну важную деталь.
— Ах да, — я снова повернулся к кузнецу. — Нужно какое-то крепление придумать, чтобы закрепить бутылку на вот такой высоте. — Я поднял руку, показывая примерно полтора метра от земли. — Можно на рейках. Придумайте что-то.
Кузнец задумался на мгновение:
— Сделаю, — кивнул он. — Из реек стойку, а наверху крепление для бутылки. Прочно будет, не сомневайтесь.
— Отлично, — я был доволен. — Прям к градоначальнику несите, а мы пока пошли к ювелиру.
Глава 10
Мы вышли из двора кузницы на яркий солнечный свет. День был в разгаре, на улицах города кипела обычная жизнь — торговцы зазывали покупателей, ремесленники стучали молотками, скрипели колёса телег. Мальчишки, словно воробьи, сновали между прохожими, играя в какую-то замысловатую игру.
Никто из горожан даже не подозревал, что буквально в нескольких метрах от них только что создавалось нечто такое, о чём здесь в ближайшие полвека даже и мыслить не могли. Для них это был обычный осенний день, ничем не примечательный, в то время как я отчётливо понимал, что сегодня, возможно, изменю ход истории медицины.
— Егор Андреевич, сказать по правде, я не совсем понимаю, — заговорил Иван Дмитриевич, пока мы шли к ювелиру. Его лицо выражало смесь уважения и недоумения. — Как всё то, что вы сейчас делали, может помочь? Мы здесь полдня провозились, а в итоге у нас какие-то трубки, вода смешанная с солью, да игла, пусть даже покрытая серебром, которую мы сейчас заберём у ювелира. А градоначальнику, между прочим, не легчает.
Он вздохнул, поправляя сюртук, и добавил с нескрываемым беспокойством:
— Если он умрёт… это будет… — Иван Дмитриевич не закончил фразу, но в его голосе отчётливо слышалась тревога.
Солнечный луч, пробившийся между облаками, на мгновение ослепил меня. Я прикрыл глаза рукой, выигрывая время для ответа. Моя уверенность в успехе не была стопроцентной — слишком много факторов могло повлиять на исход. Но говорить об этом Ивану Дмитриевичу не стоило.
Я догадывался, что ему докладывают о состоянии больного, и тут же, пользуясь моментом, спросил:
— А как у него состояние сейчас? Хуже, лучше?
Мы повернули за угол, где было тише. Торговые ряды остались позади, и теперь мы шли по узкой улочке, вымощенной неровным булыжником. Здесь располагались мастерские и небольшие лавки ремесленников.
Иван Дмитриевич посмотрел на меня и ответил, слегка понизив голос:
— Ну, то, что мне сказали… такое же, может быть, слегка стало лучше спустя некоторое время, когда второй раз уголь заставили съесть.
Его глаза внимательно изучали моё лицо, словно ища в нём ответы на невысказанные вопросы. Я заметил, как его рука непроизвольно сжалась в кулак — нервничает.
— Это же хорошо, Иван Дмитриевич, это очень хорошо, — сказал я с нарочитой уверенностью, хотя внутри меня грызло беспокойство.
