Кинжал Немезиды - Дмитрий Чайка
— Бей! — заревел Тимофей, и сотни людей потекли вниз, прямо на окровавленных египтян, упрямо выставивших копья.
Он скатился с горы и снес щитом сразу двоих. А утробное уханье Главка и тошнотворный хруст кости позади означали, что возвращаться и добивать уже нет нужды. Выставить строй у него не вышло, но волны нападающих попросту смели жидкие цепочки египтян, которые пытались продать свою жизнь подороже.
— Скалы обыскать! — орал Тимофей. — Убить всех!
* * *
Два месяца спустя. Месяц Хонсу, время Перет. Март 1172 года до новой эры. Пер-Рамзес.
Время Перет на исходе, но Земля Возлюбленная цветет, густо покрытая сочной зеленью. Люди радуются и поют, глядя на наливающееся зерно в полях, а сиятельный Та, чати Верхнего и Нижнего царства, господин Шести Домов, трясся, словно лист акации на ветру. Он отлично понимал, зачем его позвал к себе сын Ра, и знал, что ничего хорошего ему эта встреча не сулит. Ему уже неделю как доложили, что синайские рудники разгромлены, и все это время сиятельный чати думал, как бы ему выпутаться из этой дикой ситуации. То, что Господин Неба, Могучий бык и прочая, прочая, прочая узнает об этом, он не сомневался ни на одно мгновение. Рамзес III ведь не витающий в облаках Эхнатон и не Тутанхамон, его уродец-сын, за которого правили жрецы. Новая династия молода и зубаста. Она еще не успела выродиться. А все почему? Да потому что нет крови государей в матери фараона. Царица Тия-Меренисе не сестра была своему супругу, как предписывает обычай. А жаль! Еще бы три-четыре поколения, и священная кровь превратилась в мутное пиво. Кровосмесительные браки быстро делают из потомков победителей убогих калек, послушных своим вельможам. А тут на трон сел муж, полный сил, умный и хваткий.
— На мою голову, — уныло пробурчал Та.
Он никогда не тратил время на сожаления, иначе не занял бы своего места. Но даже его изворотливый разум пасовал перед свалившейся на него невыполнимой задачей. Он бы усмотрел в происходящем какую-то изощренную ловушку, но ведь это он сам прогнал купца Рапану. Кто же мог подумать, что дерзость царька Алассии превысит все возможное разумение. Он был просто обязан прислать дары, чтобы смягчить гнев главного вельможи повелителя мира. А вместо этого он посмел продать всю свою медь вавилонянам и собрался уходить на войну. У сиятельного Та в голове не укладывалось, как такое возможно. Какая может быть война, если не решен вопрос с медью и деревом для Страны Возлюбленной? Как он вообще посмел пренебречь священными интересами Египта!
Разодетый напыщенный слуга приоткрыл дверь личных покоев царя и, увидев чати, склонился, скроив самое умильное выражение на своей круглой физиономии. Он жестами и поклонами показал: заходите, мол, великий господин, ждут вас.
Та зашел в покои фараона и распростерся ниц. Он мог ограничиться глубоким поклоном, но чутье кричало ему об опасности. Один неверный шаг, и ему конец. Господин Неба мог и в изгнание отправить. Вот поэтому он даже не стал смотреть на повелителя, устремив покорный взгляд на каменные плиты пола. Он видит лишь украшенные золотом сандалии и мускулистые, лишенные волос голени.
— Да живёт Гор, могучий бык, любимец Маат, царь Верхнего и Нижнего Египта, сын Ра, владыка Обеих земель, — проговорил чати положенное приветствие.
Дело дрянь. В покоях царя нет никого, даже охраны, а это значит, что разговор пойдет по душам, без лишних церемоний. Впрочем, его проклятых слуг ааму здесь тоже нет, и это дает определенную надежду. Сейчас будет избиение и, если бы оно прошло на глазах этих бородачей, заполонивших дворец, жизнь визиря Верхнего и Нижнего Египта была бы кончена.
— Встань, Та, — услышал чати усталый голос государя. — Рассказывай.
— У нас наблюдаются некоторые проблемы с медью, о сын Ра, — произнес чати, стараясь, чтобы голос его не дрожал. — Но они поправимы. Мы восстановим добычу.
— А почему ты не хочешь перекрыть потери медью Кипра? — послышался насмешливый голос фараона. Грустная это была насмешка, а под ней угадывалась клокочущая ярость.
Он и это знает! — чати пробил пот. — Ну конечно, его виночерпии-ааму доложили вести, пришедшие из родного Сидона и Библа. Какой позор! Повелитель мира боится принять кубок с вином из рук знатного египтянина и привечает всякую бородатую шваль.
— Медь с Кипра скоро прибудет в положенном объеме, о сын Ра, — спокойно ответил визирь. — Сейчас море штормит, и купцы Алассии сидят в порту. Как только море откроет свои пути, корабли пойдут в Страну Возлюбленную так, как шли всегда.
— Странно, — протянул фараон. — Мне говорили другое. Я слышал, что царю Алассии запретили входить в наши воды, пока он не выполнит ряд условий. И по слухам, он их выполнять не собирается. Ты, наверное, думал запугать его. Скажи, а ты никогда не думал, как можно запугать того, кто вылез из какой-то никому неизвестной дыры и за пару лет подмял под себя Великое море?
— Он был в плену, величайший, — попробовал возразить чати. — Он опозорен.
— Я слышал, на берегах Лукки теперь живут только скорпионы, — насмешливо ответил Рамзес. — Он неплохо отомстил за свой позор. Города уцелели, но все остальное Эней разорил. И он даже не нарушил свою клятву при этом. Царица Родоса еще правит, но я готов поспорить, что и она скоро умрет. Подними глаза!
Резкий окрик застал чати врасплох, и он вздрогнул. Посмотреть в глаза разъяренному фараону? Да он умрет от страха, как только увидит бушующую там бездну. Тем не менее, голову он поднял и уставился прямо на бороду повелителя, напоминающую кошачий хвост, приклеенный к подбородку.Поднять взгляд выше он не посмел.
— Давай поспорим, — ледяным тоном произнес Рамзес, — что царица Родоса не проживет и года. И что смерть ее будет крайне неприятной. Такой, чтобы ни одна сволочь на побережье Великой Зелени не посмела усомниться в том, что царь Алассии отдает свои долги. И он опять не нарушит свою клятву. Будем спорить, Та?
— Как прикажет господин… — промямлил чати. — Не нужно, господин… Я полностью согласен с великим Гором, любимцем Маат.
— Жаль! — совершенно искренне ответил фараон. — А я хотел поспорить на твою голову. Согласен, значит. А раз ты согласен, то как ты мог выставить ему такие требования?
— У меня выбора не было, о сын Ра, —
