Золотая лихорадка. Урал. 19 век - Ник Тарасов

Я расхохотался.

— Ты не просто солдат, Игнат, ты еще и дипломат от бога! А урядник что?

— А урядник об этом ничего не знает, — невозмутимо ответил Игнат.

Глава 8

Мы вышли из поселения, когда последняя звезда еще цеплялась за посветлевшее небо. Тьма была не черной, а сизой, предрассветной. Ворота, скрипнули за нашими спинами, отрезая нас от того мира грязи, отчаяния и рабства. Я вдохнул полной грудью. Воздух был чистым и в нем не было вони перегара и нечистот. Это был воздух свободы.

Игнат шагал рядом, беззвучно, как тень. Его плечи были расправлены, а в руке он нес мешок с нашим жалким скарбом так, будто это было полковое знамя. Степан, кутаясь в свой тулуп, семенил чуть позади, с опаской оглядываясь на темные стены поселения, словно боялся, что нас окликнут и вернут обратно.

Мы не успели отойти и сотни шагов, как из-за холма вынырнули три тени. Они двигались быстро, почти бегом, и встали перед нами, перегородив дорогу. Я инстинктивно положил руку за пазуху, где лежал тяжелый нож, купленный Игнатом. Игнат, не меняя выражения лица, шагнул вперед, загораживая меня и Степана своей широкой спиной.

— Стоять, — глухо бросил он.

Но это были не разбойники и не стража приказчика. Трое мужиков, худых, жилистых, с изможденными, но не пьяными лицами. Они остановились, подняв пустые руки.

— Господин купец, — обратился ко мне тот, что был постарше, с впалыми щеками и лихорадочным блеском в глазах. — Андрей Петрович. Слыхали мы, ты на свой участок уходишь. Возьми нас с собой.

Я молчал, оценивая их. Одежда — рванье. Руки — в кровавых мозолях. Но во взглядах не было ни хитрости, ни подлости. Только отчаянная, выстраданная решимость.

— Работать будем, как волы, — подхватил второй, помоложе. — За еду, за долю малую. Сил нет больше в артеле Прохора с приказчиком спину гнуть. Они ж не люди, звери.

Я перевел взгляд на Игната. Он медленно, едва заметно кивнул.

— Знаю их, — тихо произнес он, не поворачивая головы. — Артельщики. Не пьяницы, в шулерстве не замечены. Работают молча, пока с ног не свалятся.

— Долги есть? — спросил я прямо. — Перед кабатчиком, перед приказчиком?

— Нет, — твердо ответил старший. — Все, что были, отработали. Мы чисты. Просто… так дальше нельзя. Это не жизнь, а каторга.

Я смотрел на них и видел не просто трех работяг. Я видел первые кирпичи своего будущего. Людей, доведенных до ручки, готовых пойти за любой надеждой.

— Как звать? — спросил я.

— Семён, — ответил старший.

— Тимоха.

— А я Петруха.

— Хорошо, — сказал я после паузы, которая показалась им вечностью. — Идете с нами. Но знайте: работы будет больше, чем в поселке. Порядки у меня свои, строгие. Кто не выдержит — пусть пеняет на себя. А кто выдержит — тот голодным и обманутым не останется.

В их глазах вспыхнула то ли облегченность, то ли благодарность, даже не не по себе стало. Они были готовы целовать мне руки за право работать до седьмого пота, но уже на других условиях.

— Забирайте один мешок, — скомандовал Игнат, и Семён с готовностью подхватил тяжелую ношу с инструментом.

Теперь нас было шестеро. Маленький, но уже отряд. Мы двинулись дальше, и рассвет, разгоравшийся над тайгой, казался мне добрым знамением.

На полпути, там, где разбитая колея превращалась в едва заметную тропу, нас ждали. Из-за стены густого ельника на дорогу вышел Елизар. За его спиной стояла жена, сын и внучка. Рядом с ними — небольшая, но крепкая телега, запряженная низкорослой, выносливой лошадкой. В телеге был уложен их нехитрый скарб: туески, мешки, какой-то инструмент, завернутый в рогожу.

— Решил я, Андрей Петрович, — сказал Елизар, и его голос гулко разнесся в утренней тишине. — Слово твое показалось мне крепче стен этого поселка. Вместе оно сподручнее будет.

Я молча кивнул. Моя артель росла. Теперь у нас был не только закон, не только сила, но и мудрость этих мест.

Два часа пути пролетели незаметно. Мы шли молча, единой группой, и само это движение наполняло меня силой. Когда мы вышли к «Лисьему хвосту», солнце уже поднялось над верхушками сосен.

Картина открылась унылая. Каменистый, развороченный склон оврага. Редкие, чахлые кусты ивняка. Старое, почти пересохшее русло ручья, где на дне поблескивала лишь тонкая струйка воды. И тишина. Не живая, лесная, а мертвая тишина заброшенного места.

Мои новые артельщики, Семён, Тимоха и Петруха, растерянно переглянулись. На их лицах я прочел откровенное сомнение и разочарование. Они ожидали увидеть что угодно, но не эту пустыню. Даже Степан, до этого державшийся бодро, как-то сник.

— И… это все? — нерешительно спросил Семён, обводя рукой безжизненный пейзаж. — Тут и копать-то негде. Камень один.

Я видел их растерянность, чувствовал, как тает их хрупкая надежда. Они ждали, что я сейчас схвачу кирку, укажу на самый перспективный, по их мнению, участок и скомандую: «Копать!».

Но я сделал то, чего они не ожидали.

— Лопаты и топоры сюда, — скомандовал я. — Первым делом — лагерь.

Я повел их вверх по склону, подальше от разрытого оврага, на ровную, поросшую травой поляну, с трех сторон защищенную стеной леса.

— Здесь будет наш дом, — объявил я. — Игнат, Семён, Петруха — валите лес. Нужны крепкие сосновые бревна. И жерди потоньше. Пока будем строить навес. Тимоха, твоя задача — лапник. Много лапника. Так, чтоб из жердей сделать подпорки, а между ними лапником плотно уложить тоже. Степан, ты отвечаешь за костер. Елизар, — я повернулся к староверу, — ты знаешь эти места. Найди нам родник с чистой водой.

Все замерли, глядя на меня с откровенным недоумением.

— Навес? — переспросил Тимоха. — Андрей Петрович, так зима скоро. Может, землянку лучше? Теплее будет.

— В землянке сырость и хворь, — отрезал я. — А под навесом — сухой лапник и живой огонь. И воздух свежий. У меня никто болеть не будет. А сруб чуть позже начнем ставить — за день же не управимся, а ночевать где-то нужно…

Я видел их недоверие. Землянка была привычным, понятным жилищем. А навес казался им блажью, временным укрытием.

— А золото-то когда мыть будем? — не