Военный инженер товарища Сталина 1 - Виктор Жуков
— А вам бы и нижнее белье снять, я просушу… — доносился щебетавший голос. — Ой, а может, вы сразу в баньку захотите? Не будете дожидаться Иосифа Виссарионовича? Так я это быстро сделаю…
Мысли витали сейчас где-то далеко. Под уютное щебетание этого ангела, спустившегося с небес, я провалился в свои грезы. По сути, с момента попадания в воронку после барокамеры, мне ни разу не удалось, как следует предаться теплым воспоминаниям. Навалившиеся события закружили меня в нескончаемом вихре. Пожалуй, только при штабе батальона, когда меня кинули в камеру, я мог ненадолго уединиться. Потом дивизия, штаб фронта, закрутилось — понеслось. И вот только сейчас, под забавный речитатив хозяйки Кунцевской дачи, я смог, наконец, немного расслабиться.
Из состояния покоя вывел вкрадчивый голос. Очевидно, Валечке были даны указания, покинуть комнату. Она тихо вышла.
— Ну, и как вам тут, любезный гость?
Я выдернулся из грез, подскочил. Надо мной склонилось хитрое лицо Берии. Поблескивая пенсне, он изучал меня с ног до головы. Глаза так и шарили по одежде.
— Отдохнули?
— Так точно, Лаврентий Павлович.
Колени дрожали не хуже, чем при встрече с Вождем народов.
— Ну-ну, любезный. Меня нечего бояться. Я твой друг, — перешел он на «ты». Акцент выдавал в нем уроженца мегрелов. Сел напротив. Сложил руки на выпуклом животе. Осклабился.
— А вы… — язык прилип во рту. — Вы… я вам нужен? Мне куда-то идти? — робко просипел я.
— Нет. Хозяин еще не приехал. Я заранее добрался сюда, чтобы задать пару вопросов.
Этих вопросов я ждал весь свой доклад, когда кто-нибудь из Политбюро задаст их на мою погибель. Но тогда никто не осмелился в присутствии Сталина. А сейчас мы с Берией были одни.
Он зловеще вперил в меня свой знаменитый немигающий взгляд. По буквам процедил:
— Когда… умрет… товарищ… Сталин?
Вот тут-то мне стало по-настоящему плохо. Этого вопроса я боялся больше всего. Он преследовал меня на всем протяжении, пока летел в самолете, ехал в лимузине, докладывал перед Политбюро. Он мог свести меня в могилу за долю секунды. Что делать? Как ответить? Всемогущий Берия, узнав о дате смерти своего начальника и Вождя, мог запросто перестроить все свои планы. А ведь за смертью Хозяина, спустя какие-то месяцы, расстреляют и его самого — это было известно каждому в моем времени. Как выкрутиться? Как не навлечь на себя беду?
А он продолжал сверлить меня взглядом. Встал. Прошелся по комнате. Глянул в окно на уток. Подошел к патефону. Потрогал зачем-то иглу.
— Повторяю, любезный. Когда умрет то-ва-рищ Сталин? Дату, год — быстро!
Резко подскочил. Склонился над ухом. Глаза хищно блеснули из-за стекол. Голос перешел в омерзительное шипение:
— Я… буду… править… после него?
Во мне все обрушилось. Сердце готово было выпрыгнуть из груди, поскакав по полу впереди себя. Такое ощущение испытывает зверь, попавший в капкан, готовый перегрызть собственную конечность, чтобы выбраться наружу.
— Я… простите, т-товарищ Б-берия… Я не могу наз-звать дату…
Зубы выбивали барабанную дробь. Берия вернулся назад, откинулся на спинку кресла. Хищно взглянул. Противно улыбнулся. Злобно зашипел:
— Повторю последний раз, гражданин… — и назвал мою фамилию.
Вот так. Не прошло и полминуты, как я уже «гражданин». Не товарищ, не гость, не любезный друг.
— Я буду править после него? — шипение перешло в укус ядовитой гадюки.
— Без… без разрешения т-товарища Ста… Сталина, я не могу вам отве… ответить.
Душа рвалась наружу. Голос стал почти плаксивым, когда малый ребенок требует игрушку. Еще секунда, и он запросто может отправить меня в застенки НКВД. Просто и быстро: объявит шпионом. Раздует дело, что под видом пришельца из будущего, этот тип хотел проникнуть в святая святых — проникнуться доверием самого товарища Сталина. А там, в застенках Лубянки, из меня сделали бы фарш, помолотый на мясорубке.
В отчаянии я призвал свои мысли хоть как-то извернуться из столь ужасного положения.
— Иосиф Виссарионович проживет еще долго… — осторожно бросил я.
Он подался вперед. Зашипел:
— А я?
— И вы…
Сглотнул комок, величиной с Бразилию.
— Вы… хм-м… вы переживете своего Хозяина.
И умолк, зажмурившись. Ощущение пропасти было настолько очевидным, что подсознание обрушилось в нее с сокрушительной высоты. Предстояло назвать дату смерти. Дату кончины ни кого-то, а самого Вождя народов!
Заплетающимся языком, не помня себя от страха, поддаваясь его гипнотическому взгляду, я начал выводить жуткую фразу:
— Иосиф Виссарионович… умрет… умрет… в марте тысяча девятьсот…
…И тут случилось чудо.
В тот момент я чувствовал себя мальчишкой. Берия внезапно изменился в лице. Маска смерти сползла, уступая место благодушию. В дверях возникла фигура Власика.
— А-а… — пробасил он, бросив подозрительный взгляд на Берию. Всем было известно, какую они питают антипатию друг к другу. Николай Сидорович был из партии приближенных к сыну Сталина Василию. А тот ненавидел Берию всеми фибрами своей души. Оба конкурировали во всех видах спорта. У Берии было футбольное «Динамо», у Василия — команда ВВС. Часто прилюдно поносили друг друга на стадионах, болея каждый за своих подопечных. Лаврентий Павлович в свою очередь люто ненавидел Власика. Оба терпели друг друга в силу обстоятельств: один был главой тайного сыска, второй — личной охраной вождя.
— А я уж думал, где вас искать, товарищ Александр, — подмигнул он моему, перекошенному от ужаса, лицу. Сразу смекнул, что глава НКВД успел застращать меня казнями и пытками. Сказать по чести, вопрос о смерти Вождя крутился в каждой голове члена Политбюро. И Власик не был исключением. Разница между Берией состояла лишь в степени преданности Хозяину: Берия получал всё, Власик терял последнее.
— Иосиф Виссарионович прибыл, — объявил он. — А вы, Лаврентий Павлович, уже смотрю, успели заранее приехать?
— Да вот, хотел ближе познакомиться с гостем, — слащаво ответил тот, пряча злобу. — Думал, до ужина мило побеседуем.
— Что-то не слишком милая беседа вышла, судя по его лицу, — язвительно заметил генерал. Потом мне: — Что ж ты, гость далекий, не заглянул на рюмку коньяку?
