Золотая лихорадка. Урал. 19 век. Книга 2 - Ник Тарасов
Когда мы подошли к воротам лагеря, уже светало. Часовые, увидев нас, закричали от радости. Ворота распахнулись.
Архип встречал нас, стоя со штуцером в руках. Увидев гружёные сани и пленных, он широко перекрестился.
— Живые… И с добром! Ну, Андрей Петрович, ну даёшь!
— Принимай груз, Архип, — сказал я, едва ворочая языком от усталости. — Железо твоё вернули. И коней привели. А этих двоих — в яму. Охранять как зеницу ока. Елизар, раны им перевяжи, чтоб не сдохли раньше времени. Они мне ещё нужны.
Я зашёл в избу, упал на кровать, не раздеваясь. Перед глазами плыли круги.
Штольц. Тридцать человек. И наши люди в плену.
Теперь это была не просто стычка с бандитами. Это была тактическая дуэль
Глава 6
Утром, едва проснувшись, я велел привести пленных. Их притащили в контору, связанных по рукам и ногам. Рябого пришлось нести — нога у него была перебита. Молодого, контуженного, вели под руки — он всё ещё плохо соображал, смотрел мутно.
Я сидел за столом. Рядом стоял Игнат, скрестив руки на груди. У двери — Архип с топором.
— Слушай меня внимательно, — начал я, глядя на Рябого. — Я могу тебя вылечить. Могу накормить. Могу даже отпустить потом. А могу выбросить за ворота, в тайгу. С перебитой ногой ты до вечера не дотянешь. Волки найдут.
Рябой облизал потрескавшиеся губы.
— Чего хочешь, барин?
— Правды. Всей правды. Сколько людей у Штольца на заимке? Какое оружие? Как расположены посты? Где держат заложников? Когда планируют следующий удар?
Он молчал, опустив голову.
— Не скажу… Штольц узнает — хуже смерти сделает…
— А я что, по-твоему, лучше? — я наклонился к нему. — Ты видел, что я делаю с врагами. Видел гранату? Это цветочки. У меня есть и кое-что посерьёзнее.
Я кивнул Архипу. Тот вышел и вернулся, неся в руках… утюг. Большой чугунный утюг, раскалённый докрасна. От него шёл жар.
— Знаешь, что это? — спросил я тихо. — Это убеждение. Архип, покажи ему, как оно работает.
Архип поднёс утюг к лицу Рябого. Тот дёрнулся, заорал:
— Не надо! Не надо! Скажу! Всё скажу!
И он заговорил. Торопливо, задыхаясь.
На заимке действительно было около тридцати человек. Бывшие солдаты, дезертиры, казаки-раскольники. Штольц держал их железной дисциплиной. Оружие — гладкоствольные ружья, пики, сабли.
Заложников держали в амбаре, под охраной — трое постоянно, меняются каждые сутки. Амбар стоит в дальнем углу двора, рядом с частоколом.
Следующий удар планировали через неделю. Цель — сжечь наши тепляки. Поджечь ночью, издали, стрелами с паклей.
— А где именно заимка? — спросил я. — Опиши подробно, — сказал я и посмотрел на Елизара, мол слушай.
Он описал. Елизар, слушавший у двери, кивнул — знает то место.
— Хорошо, — сказал я. А сам кивнул Игнату, — в яму этого. Пусть пока там посидит, а дальше придумаем куда его.
* * *
Я повернулся к Игнату и Елизару.
— Теперь самое сложное. Нам нужно вызволить наших. Но штурмовать заимку — самоубийство. Даже если мы возьмём всех, кто у нас есть. Они возьмут количеством.
— А если хитростью? — предложил Елизар. — Как в прошлый раз. Подойти скрытно, ночью.
— Скрытно не получится. Там болота. Подходы узкие. Часовые. Собаки, может, есть.
— Тогда как?
Я задумался, глядя на карту.
— Нужна диверсия. Что-то, что отвлечёт их. Заставит снять людей с постов.
— Пожар? — предложил Архип.
— Пожар… — я повторил, и вдруг меня осенило. — Да. Пожар. Но не у них. У нас.
Все уставились на меня.
— Ты чего, Андрей Петрович? — не понял Архип. — Сам себя жечь будешь?
— Не сам себя. Разведем костер, чтоб с их стороны казалось, что как раз пожар у нас. Накидаем мерзлого болота, чтоб дыма было побольше. Он будет столбом до неба, видно за десятки вёрст. Пусть думают, что у нас пожар. Что мы мечемся, тушим, в панике. Штольц пошлёт людей посмотреть. А может, и сам подтянется, думая, что мы ослабли или заняты. Вот тогда, когда у них на заимке останется минимум народу, мы и ударим.
Игнат медленно закивал.
— Рискованно. Но может сработать.
— Сработает, — твёрдо сказал я. — Потому что у нас нет другого выбора. Готовь две группы. Одна — делает костер и следит за ним. Вторая — идёт на заимку. Малой группой. Лучшие бойцы.
— А ты? — спросил Игнат.
— Я иду на заимку. Это мои люди. Я их оттуда вытащу.
* * *
План начал воплощаться через три дня, на следующий день, когда вернулся Фома и доложил, что завтра посыльный будет на заимке.
Михей с десятком мужиков подготовил сухостой для большого костра и нарезанное мерзлое болото. Чтоб могло дать густой чёрный дым.
Группу для заимки я собирал сам. Игнат, Фома, Архип и пятеро волков — всего девять человек. Лёгкое вооружение, ножи, верёвки. Две гранаты — на крайний случай.
Выступили затемно. Михею сказали разжигать костер на рассвете, а сами пошли к заимке.
Шли долго. Болота, даже зимой скованные льдом, были коварны. Проваливались по колено в ледяную жижу, ругались сквозь зубы. Фома вёл уверенно, как горный козёл по уступам.
К заимке подошли за час до рассвета. Расположились в лесу, в трёхстах шагах от частокола.
Я смотрел в подзорную трубу — ту самую, что Степан прислал в подарок.
Заимка была основательная. Бревенчатая изба, длинная, с двумя трубами. Рядом — амбар, баня, навесы. Всё окружено частоколом высотой в два человеческих роста. Ворота — крепкие, обитые железом. У ворот — часовой с ружьём. Ещё двое ходили по периметру вдоль частокола.
— Вижу амбар, — шепнул я Игнату. — Вон там, в углу. Окон нет, дверь одна. Замок висит.
— Как подберёмся?
— Подождём сигнала.
Ждали час. Холод забирался под одежду, сковывал мышцы. Я шевелил пальцами, разминал, чтобы не закоченеть.
И вот, вдалеке, на востоке, где был наш лагерь, взметнулся столб чёрного дыма. Густой, плотный, поднимался к низкому серому небу.
— Началось, — выдохнул Игнат.
В заимке тоже заметили. Часовые заговорили, показывая руками. Из избы выбежали люди. Крики, суета.
Потом вышел человек в офицерской шинели, без погон. Высокий, широкоплечий, с чёрной бородой клином. Штольц.
Он смотрел на дым, потом что-то скомандовал. Люди забегали. Вывели лошадей, начали запрягать в сани. Через десять минут из ворот выехала группа — человек пятнадцать на санях и верхом.
Штольц ехал впереди. Они направились в сторону нашего лагеря.
— Клюнул, — прошептал я. — Ушёл смотреть,




