Золотая лихорадка. Урал. 19 век. Книга 2 - Ник Тарасов

— Если они ушли после нападения, то там мог быть их перевалочный пункт. Может, там ещё кто-то есть. Может, наш груз. А главное — если мы ударим туда, захватим языка, узнаем подробности про заимку и про заложников. А если нет, то сами там передохнем и пойдем дальше к заимке.

Я обвёл взглядом своих командиров.

— Готовьте группу. Лучших бойцов. Выходим сегодня ночью.

* * *

Ночной лес зимой — это храм тишины. И смерти.

Мы шли на лыжах, след в след. Фома впереди, я за ним, следом Игнат и пятеро его «волков». Белые маскхалаты, сшитые Марфой из старого сукна, делали нас похожими на призраков. Оружие обмотано белыми тряпками. Никакого лязга, никакого скрипа — лыжи подбиты камусом.

Мороз жёг лицо, но я не чувствовал холода. Адреналин грел кровь лучше любого спирта. В голове крутилась одна мысль: я не позволю им сделать из меня жертву. Я не буду сидеть и ждать, пока меня задушат.

Мы шли быстро. Фома вёл нас звериными тропами, срезая углы, обходя буреломы. Он читал лес, как открытую книгу.

Через три с половиной часа Фома поднял руку. Мы замерли, растворившись в сугробах.

Впереди, метрах в двухстах, сквозь деревья пробивался слабый, дрожащий огонёк. Запахло дымом.

Фома вернулся к нам, скользя бесшумно, как тень.

— Там они, — прошептал он мне прямо в ухо. — У смолокурни. Трое у костра греются, дураки. Лошади под навесом стоят. Наши сани вижу. И ещё двое саней, чужих.

— Сколько людей всего?

— В избе — не знаю, окна затянуты шкурами, но шум слышно, голоса. Гуляют, похоже. А снаружи — трое у костра.

Я кивнул Игнату. Тот жестами раздал команды своим. Двое — обходят справа, двое — слева. Мы с Игнатом и Фомой — по центру.

— Без стрельбы, — одними губами произнёс я. — Ножи. Тихо.

Игнат хищно оскалился и кивнул.

Мы поползли. Снег набивался в рукава, за шиворот, но я не обращал внимания. Я видел цель.

Костёр горел ярко. Трое мужиков в тулупах сидели на брёвнах вокруг огня, спиной к лесу, и передавали друг другу бутыль. Рядом стояли прислонённые к поленнице ружья. Они были уверены в своей безопасности. Тайга большая, ночь тёмная, а «барин» Воронов сидит в своём лагере и плачет над ранеными.

Ошибка. Фатальная ошибка.

Мои «волки» сработали чисто. Синхронно. Две белые тени выросли из сугробов за спинами крайних часовых. Взмах руки, глухой хрип, звук падающего тела. Ни крика, ни выстрела. Только снег окрасился тёмным.

Третий, сидевший лицом к нам, дёрнулся, открыл рот, но Игнат был быстрее. Рывок из сугроба, нож — и тот осел, хватаясь за горло.

Мы подошли к избе. Из-за двери слышался пьяный хохот и звон посуды.

— … а он и говорит: «Не убивайте, братцы, у меня детки малые!» — ревел грубый голос. — А Хромой ему: «Детки, говоришь? Ну так и иди к ним!» И прикладом его, хрясь!

Я узнал этот голос. Это был один из тех, кто приходил к нам с угрозами в самом начале. Рябой детина, подручный Рябова.

Я посмотрел на Игната. Тот достал из-за пояса гранату — ту самую, самодельную, чугунную, производства Архипа. Фитиль торчал, как хвостик.

— Живыми брать будем? — шепнул Игнат.

— Одного, — ответил я жёстко. — Того, кто главный. Остальных — в расход.

Игнат чиркнул огнивом. Фитиль зашипел, разбрасывая искры.

Игнат выждал секунду, потом с силой пнул дверь. Она распахнулась, ударившись о стену. Игнат швырнул гранату внутрь и тут же отпрыгнул в сторону, увлекая меня за собой в сугроб.

— Ложись!

Внутри избы кто-то заорал, но крик потонул в грохоте взрыва.

БА-БАХ!

Из двери и выбитого окна вырвались клубы чёрного дыма и щепки. Крыша смолокурни подпрыгнула и осела набок. Стены затрещали.

Мы ворвались внутрь через секунду после взрыва, пока дым ещё не рассеялся.

Картина была жуткая. Стол перевёрнут, лавки разлетелись в дрова. Двое лежали неподвижно, посечённые осколками чугуна. Третий, тот самый Рябой, полз к углу, где стояла винтовка, волоча перебитую ногу. Он кашлял, лицо было в саже и крови. Ещё один, молодой, сидел у стены, зажимая руками уши и тупо глядя перед собой — контузия.

Игнат подскочил к Рябому и наступил сапогом на руку, тянущуюся к оружию. Хрустнули пальцы. Рябой завыл.

— Тихо, сука, — прорычал Игнат, приставляя нож к его горлу. — А то дорежу.

Я огляделся. Пятеро было. Двое мертвы сразу, один хрипит с дырой в груди — не жилец. Эти двое — живые.

— Обыскать всё! — скомандовал я. — Оружие собрать. Наши грузы проверить. Живо!

«Волки» начали шмон. Я подошёл к Рябому. Он смотрел на меня снизу вверх глазами, полными животного ужаса. Он узнал меня.

— Ну здравствуй, — сказал я тихо, присаживаясь на корточки. — Ты, кажется, хотел проценты получить?

— Не убивай, барин… — просипел он, пуская кровавые пузыри. — Не я это… приказ был…

— Чей приказ? Рябова?

— Его… И человека того… из города… немца…

— Какого немца? — я придвинулся ближе, глядя прямо в глаза. — Кто командует наёмниками?

— Офицер… бывший… Штольц фамилия… Он теперь у Рябова за главного по войне… Лютый мужик… На войне был, под Варшавой…

Штольц. Немецкая фамилия. Это плохо. Немцы воюют по науке, а не на авось.

— Где база? Где Штольц сейчас?

— На заимке… Староверской… Там человек тридцать… Может, больше…

— Когда они планируют напасть?

— Как снег сойдёт… Дороги вскроются… Штольц говорит, надо вас измором взять сначала… Обозы резать… Припасы жечь… Чтобы вы сами выползли, на коленях… А они вас со стволами и встретят…

— А наши люди? Двое, что взяли в заложники?

— На заимке… В амбаре… Штольц сказал — пусть поживут, потом обменяем или… — он осёкся.

— Или что?

— Или казнят… Для примера… Чтоб остальные ваши испугались…

— Понятно, — я выпрямился. — Игнат, грузи всё на сани. Наше железо, их оружие, припасы, что найдёте. Лошадей забираем. Трупы… в избу.

— А с этим что? — Игнат кивнул на Рябого.

Я посмотрел на бандита. Он убивал моих людей. Он смеялся над ранеными. Он был врагом. Но он был и языком. И живое доказательство.

— Обоих в сани. Связать крепко. Допросим в лагере подробнее. Мне нужно знать всё про этого Штольца и его планы с Рябовым. И про заимку.

Мы уходили быстро, ведя в поводу захваченных лошадей. За спиной догорала смолокурня — мы подожгли развалины, устроив погребальный костёр врагам. В ночном небе зарево было видно за вёрсты.

Это был мой ответ Рябову. Пусть Штольц видит. Пусть знает: мы не жертвы. Мы охотники.

Обратный