Деньги не пахнут 3 - Константин Владимирович Ежов

Но он лишь равнодушно пожал плечами:
– Разве это не было больше полугода назад?
Грандиозный кризис, стоивший "Голдману" десятков влиятельных фигур, для него звучал так, будто речь идёт о давней мелочи.
Джефф задохнулся от возмущения:
– Полгода?! А более свежие беды?
– Ты о деле с Genesis? – Платонов нахмурился, но в его тоне слышалась искренняя невинность. – Я всего лишь сделал инвестицию по-своему. Остальные подняли шум. Какая тут моя вина?
Слова обрушились на уши Джеффа, как издевка. Ведь все помнили: именно Сергей втянул крупнейших инвесторов, выкачал огромные суммы, а потом рванул ва-банк, вложив всё в одну-единственную бумагу. Более того – сам же и проболтался о планах, превратив "Голдман" в неистовую рулетку.
И теперь он утверждает, что "это всё чужая реакция"?
Голос Джеффа сорвался на крик:
– Неужели все они просто так сходили с ума? А игра на выживание среди аналитиков? Не помнишь, как устроил цирк под видом сбора средств в липовый фонд?
Тот самый "рекрутинг", обернувшийся жестокой грызнёй между сотрудниками, был плодом Платонова. И никто в комнате этого не забыл.
В комнате повисла тягучая тишина, нарушаемая лишь тихим скрипом кресел и приглушённым гулом кондиционера. Казалось, воздух в себя вобрал напряжение и даже не решался шевельнуться. Сергей Платонов сидел спокойно, словно речь шла о чём-то совершенно обыденном. В его голосе звучала невозмутимость, когда он напомнил:
– В тот раз ты сам сказал, что всё в порядке. А теперь вытаскивать это против меня… нечестно.
Эти слова словно ударили Джеффа по нервам. Он, почти задыхаясь, выпалил:
– Твоё… твой характер – вот беда! Ты тащишь всех в хаос, куда бы ни сунулся!
Слова его дрожали, будто огонь готовился вспыхнуть из малейшей искры.
Сергей всегда был похож на человека-бурю. Маленькая искра рядом с ним превращалась в пожар, выжигающий всё вокруг. И вот теперь такой человек собирался шагнуть в спор о контроле над корпорацией – в пламя, где искры летели во все стороны. Одна только мысль об этом холодом прошила грудь Джеффа.
Но Платонов, как и прежде, оставался невозмутим.
– Всё это было за пределами работы. Скажи честно – когда я хоть раз подводил в самом деле?
Рот Джеффа раскрылся, но слова застряли. Горечь подступала к горлу: ведь, как ни странно, Сергей в самом деле всегда работал предельно чётко. Доклады готовил быстро, безупречно, в них не находил ошибок даже Пирс.
Да, он устраивал сумасшедший цирк снаружи, но внутри отдела был тихим и безупречным исполнителем. И именно это сводило с ума – Платонов приносил блестящие результаты, и его шалости неминуемо приходилось терпеть. Всё-таки вот оно – время, которого так боялся Джефф. Сергей больше не собирался оставлять свои игры за дверью департамента.
– Значит, ты отказываешься от моей просьбы? – в голосе Платонова слышался едва уловимый вызов.
В этот миг Джеффу показалось, что дьявол пришёл за обещанным долгом.
Пирс, молчавший всё это время, наконец поднял глаза. Его голос прозвучал холодно и отчётливо:
– Участвуй, но с условиями.
На лице Сергея промелькнула едва заметная улыбка.
– Условия?
Пирс поднял руку, загибая пальцы один за другим:
– Первое – все твои материалы проходят мою проверку. Второе – на встречах с клиентами молчишь, пока тебя не попросят сказать. Третье – к делу подключаешь одного опытного ассоциата, без него – никак.
Каждое слово звучало как звено цепи, намеренно наброшенной на слишком свободного зверя.
– Нарушишь хоть одно правило – вылетаешь. Согласен?
Ответ последовал мгновенно:
– Согласен.
Платонов поднялся и покинул кабинет, оставив за собой лёгкий запах одеколона и ощущение, будто в комнате прошёл порыв холодного ветра.
– Ты серьёзно собираешься это допустить? – тихо спросил Джефф, повернувшись к Пирсу.
Тот уже собрал лицо в привычную каменную маску, но мимолётная усмешка на губах была замечена.
– Не тревожься. Он под контролем, – бросил Пирс. – К тому же настоящую работу возьмёт на себя опытный сотрудник.
Джефф хотел возразить, но Пирс продолжил, прищурив глаза:
– Тут всё слишком странно. Помнишь встречу с генеральным "Эпикуры"? Уже тогда всё казалось подозрительным, но мы так и не нашли зацепку.
В его голосе прозвучала странная уверенность: возможно, именно дерзость и прямолинейность Сергея смогут вытащить наружу то, что другим оставалось невидимым.
– У него особое мышление, – произнёс Пирс, глядя в окно на мерцающий город. – Может быть, он заметит то, что ускользнуло от нас.
В воздухе пахло кофе и металлом кондиционера, и эта смесь тревожно щекотала ноздри. А вместе с ней – ощущение, что в игру вступила сила, с которой придётся считаться.
Глава 5
Весть о том, что выбор пал на "Эпикуру", будто громыхнула в воздухе. Лицо Добби исказилось удивлением – брови взлетели вверх, взгляд застыл в недоумении.
– "Эпикура"? – слова сорвались с его губ, как будто имели горький привкус.
Скрипнув зубами, он прищурился и уставился так пристально, что взгляд буквально прожигал.
– Почему именно туда? – в голосе звучала смесь растерянности и досады. – Там ведь нет ничего такого, ради чего стоило бы тратить свой выбор….
Тон был тяжёлый, полный сомнения. И в этом не было ничего странного. Выбор можно было обратить в билет куда угодно – хоть в самую желанную точку на карте мира. Добби же давно вынашивал собственный план. Всё уговаривал: "Анфл". В его речах слышалась страсть, глаза горели, словно угли в камине. Казалось, что если дать волю, он готов был прыгнуть с места и размахивать руками, доказывая выгоду и блеск этого пути.
И снова те же слова, произнесённые с горячностью:
– Подумай ещё раз! Это шанс, который потом будешь вспоминать всю жизнь!
Желание его было кристально ясно – заветный "дил-той" с логотипом "Анфл". Эти стеклянные или металлические сувениры, напоминающие маленькие трофеи, вручали в инвестиционных банках за завершённые сделки. Добби хотел держать в руках такой знак. Хотел, чтобы в разговорах можно было небрежно бросить: "А знаешь, я встречался с финансовым директором 'Анфл'…" И если вдруг возникли бы сомнения, достаточно было бы вынуть сияющий сувенир – неопровержимое доказательство. Но решение уже было принято.
– Выбор сделан, – прозвучало твёрдо и окончательно.
Плечи Добби осели, как у человека, на которого опустили