Интервенция - Иван Алексин

— Как повелишь, государь.
Да, что-то мало в голосе пушкарского головы радости. Зажигательных гранат у него всего на пару выстрелов осталось. Впрочем, мне сейчас тоже не очень весело. Всю ночь до самого утра в сомнениях извёлся. Всё раздумывал; правильно ли поступил, что с Просовецким на сделку не пошёл. От верного же шанса влёгкую городом овладеть отказался! Как бы теперь локти кусать не пришлось, если оставшиеся в Калуге сторонники Вора до конца за него стоять решатся. Не так уж и мало их после разгрома отряда Заруцкого в Калуге осталось
Сам я в ночном бою участвовать не стал. Не пристало царю самолично в каждую стычку лезть. Не правильно это. Вот и пришлось довольствоваться бессвязными донесениями редких гонцов да с тревогой вслушиваться в рёв сцепившихся друг с другом сотен воинов. Но зато и весь отряд, почти никому не дав уйти, покрошили, и самого тушинского боярина вместе с десятком атаманов рангом помельче в плен захватили. Вон они стоят на виду у города, глазами землю у себя под ногами прожигают.
Вот только даже это зрелище оставшихся в Калуге защитников города не подействовало. Затаились за стеной, наблюдают и ворота «по-хорошему» открывать не хотят!
Так что теперь вся надежда, на последние зажигательные снаряды осталась. Испугаются осаждённые, решат, что это начало обещанного обстрела, откроют ворота — хорошо. Упрутся в своём нежелании сдаваться на милость победителя — придётся штурмовать город. И тогда моё чистоплюйство может большой кровью обернуться.
Рявкнула пушка. Выпущенный снаряд ухнул где-то в центре города, затрещало сломанная древесина, потянулся чёрный дымок.
Мда, пристрелялся, похоже, Мизинец. Метко бьёт. Метко, но не долго. Вон уже и второе ядро в жерло пушки закатывают.
— Не хотят воры сдаваться, Фёдор Борисович, — покосился в мою сторону Пожарский. — Придётся штурмовать. Только пусть сначала мизинец своими пушками хоть какую-то брешь в стене пробьёт.
— Так и сделаем, — кусая губы, согласился я. — Только штурм сразу со всех сторон одновременно начнём. Нет у Вора столько воинов, чтобы всю стену прикрыть. Мало их после предательства Заруцкого осталось.
Мизинец склонился над пушкой, выцеливая последний выстрел. И вдруг разогнулся, сложив ладонь над глазами в виде козырька.
— Государь! Ворота открываются! — неверяще рявкнули у меня за спиной.
— Открываются, — прошептал я одними губами, чувствуя как в глазах наворачиваются непрошенные слёзы. — Всё. Нет более на Руси самозванцев! Вышло их время.
Глава 5
3 апреля 1609 года от рождества Христова по Юлианскому календарю.
— Идут! Ногаи идут!
Тревожная весть пронеслась по рядам изготовившихся к бою воинов, заставляя плотнее сомкнутся в строю. Стоящие впереди копейщики сомкнули деревянные полутораметровые щиты, ощетинились копьями в сторону показавшихся на другом конце поля всадников. Сзади замерли стрелки, приставив к ноге заряженные колесцовые мушкеты, вынули из подсумков гранаты гренадеры.
Моё маленькое, прижатое к Оке войско застыло, собираясь подороже продать наши жизни надвигающемуся врагу. Во всяком случае, я надеюсь, что ногаи считали именно так, потому как эта битва, несмотря на троекратное превосходство врага в численности, значительно больше была нужна мне, чем степнякам. Начни они по своему обыкновению кружить, избегая генерального сражения и через пару-тройку дней моё положение станет близко к катастрофическому.
А ведь всё так хорошо начиналось! После успешного, и, главное, быстрого взятия Тулы и Калуги, пленения Заруцкого, гибели ЛжеДмитрия II, мне показалось, что удача, по-прежнему, на моей стороне. Оставалось лишь дождаться появления, разбившего крымскую орду Джанибека, князя Скопина- Шуйского, убедиться, что Порохне удалось увести запорожское войско в сторону Крыма и можно было развернуться на Запад, бросив все силы на борьбу с главным врагом, польскими и литовскими отрядами. Вот только, всё, как обычно, пошло не так.
Первый звоночек прозвенел ещё до взятия Калуги. Задержка с возвращением конницы Подопригоры, с каждым часом беспокоила всё сильнее, заставляя с тревогой поглядывать на юго-восток в направлении Одоева. Но всё, что я смог в тот момент, это послать в ту сторону полутысячу казаков Юрия Беззубцева, дав задание, по возможности не вступая в бой, разведать что же случилось с отрядом Якима. Калуга была важней и дробить и дальше своё и так не очень большое войско, в предвидении возможного штурма города, я не мог.
— Эк их повалило! — протянул, всматриваясь во всё прибывающую вражескую конницу Никифор. — Если всей силой дружно навалятся, можем не сдюжить.
— Сдюжим, — отмахнулся от рынды Пожарский. Стратегию борьбы с кочевниками и место для сражения выбирал лично он. Я лишь слегка улучшил его план, подкинув ногайскому бию приманку, от которой тот просто не мог отказаться. — Лишь бы Малой со своими кирасирами не подвёл.
— Не подведёт, — заступился я за друга. — Главное, чтобы потом ногаи с этого поля вырваться не смогли. Гонятся за ними по всем окрестностям, у нас просто нет времени.
Я тяжело вздохнул, оглянувшись на собранных с соседних деревень мужиков, спешно сколачивающих плоты. То, что времени мало, я ещё перед началом похода понимал. Но вскачь оно понеслось, как ни странно, именно после взятия Калуги. Уже на следующий день в город прискакал гонец от Шеина, сообщив о появлении под Смоленском армии польского короля. Вестей от Колтовского пока не было, но можно было не сомневаться, что и у него под Псковом не купцы со своими товарами в ворота стучатся. Ходкевич на купца не сильно похож. И теперь оставалось гадать; удержит ли упрямство короля этих полководцев под стенами городов-крепостей или кто-то из гетманов сможет доказать Сигизмунду, что ни Смоленск, ни Псков быстро не взять и, не теряя времени, двинется дальше. И что-то мне подсказывает, что это движение будет не в сторону Москвы (тоже плохой вариант, отдающий под разграбление врагам центральные уезды моего государства, но при этом дающий мне время на то, чтобы разобраться со своими противниками на Юге), а сюда к Калуге, ставя мою армию на грань разгрома.
Но, неприятные новости на этом не закончились. Атаман Просовецкий, пытаясь спасти себе жизнь или, на худой конец, избежать мучительной казни, открыл мне причину, по которой ЛжеДмитрий с Заруцким, при приближении моей армии, остались в городе, решив сесть в осаду. Как раз в тот день, когда передо мной открыла дверь Тула, с ним прискакал гонец из-под Чернигова с известием о спешащем на помощь запорожском войске.
Нет. Здесь