Медведев. Книга 3. Княжество - Гоблин MeXXanik
Пауза повисла в воздухе, будто сама задумалась над моими словами.
— Обещанные рабочие места, это, по сути, должности обслуги, — продолжил я. — Времянка с зарплатой. Никакого развития в крае не будет. Они желают сделать из Северска сырьевой придаток столицы. Вывезут лес, оставят пни и счета.
Осипов процедил, словно через зубы, тщательно отмеряя раздражение:
— Вы ознакомились с их проектом?
Я не стал отвечать сразу. Сделал паузу, чтобы донести до зала, что я тут не в игрушки играю.
— Да, — ответил я спокойно, глядя прямо на него. — Мне было предложено поддержать проект.
Некоторые за столом замерли, словно не ожидали, что разговор пойдёт в эту сторону. Осипов, на долю секунды, будто утратил опору под ногами, но быстро взял себя в руки. А я продолжил смотреть на него ровно, с тем интересом, с каким смотрят на карту, на которой маркером кто-то пытается нарисовать границы чужого государства прямо поверх твоего сада.
— Много предложили? — негромко поинтересовался кто-то из мастеровых. Без претензии, скорее из простого, человеческого любопытства: мол, сколько нынче платят за совесть?
— Много, — ответил я, не отводя взгляда и чуть приподняв подбородок. — Вот только я не продаюсь. И прошу у Совета поддержки в моём решении — не отдавать край пришлым.
В зале шевельнулись, заволновались.
— Пришлым? — с иронией уточнил один из дворян. Он лениво поправил перстень на пальце и со скептической улыбкой продолжил: — А разве вы сами, Николай Арсентьевич, не приехали недавно из столицы?
Некоторые в зале усмехнулись. Но незлобно, скорее с интересом. Мол, а что скажет наш столичный князь на такой выпад?
Я выдержал паузу, позволив вопросу повиснуть в воздухе, как горячий пар над котлом. И глядя прямо в глаза задавшему вопрос, едва заметно усмехнулся. Ответ напрашивался сам собой. И уж точно был не из числа стандартных.
— Фамилия, имя и отчество? — спросил я с обманчивой мягкостью и не менее обманчивой улыбкой, медленно раскрывая блокнот и поднося ручку к чистой строке.
— Что?.. — растерянно переспросил мужчина, будто я потребовал у него декламировать стих на латыни. Он даже оглянулся по сторонам, как гимназист, у которого вдруг спросили домашнее задание, а в тетради только одни каракули и кляксы.
— Вы задали мне вопрос, — пояснил я с той самой учтивостью, за которой всегда скрывается маленький воспитанный капкан. — Я хочу точно знать, кому даю ответ.
— Это интересует всех, — попытался ввернуть Осипов, бросив взгляд на смущенного аристократа.
— Обращение было ко мне, — перебил я, уже без попытки звучать вежливо. — И я желаю ответить. Но сначала хочу знать имя того, кому этот ответ предназначен.
Наступила неловкая тишина. Только не для меня. Я с улыбкой ждал продолжения беседы.
Где-то за окном каркнула ворона. Громко, нагло, как будто тоже хотела что-то добавить под протокол. Мне невольно вспомнилась та птица, что билась в окно у Альбины Васильевны. Возможно, она снова на посту. Смотрит, слушает… и, судя по интонации, тоже не в восторге от утреннего заседания.
— Антон Дмитриевич Перов, — ответил мужчина и приосанился, будто не просто назвал имя, а предъявил титул и родословную до девятого колена.
Я неспешно записал его имя в блокнот. Аккуратно, но с нажимом. Как будто от этой записи зависела судьба династии. Затем, не торопясь, постучал ручкой по краю страницы — тук-тук, как лёгкое напоминание, что каждое слово сейчас идёт в учёт.
Повернулся к Перову, встретился с ним взглядом и усмехнулся — чуть-чуть, без злобы, но вполне понятно.
— Моя кровь призвала меня в эти места, — произнес я спокойно. — Я приехал в Северск. Сам. Потому что так решил.
Перов чуть качнулся, будто не ожидал ответа с таким привкусом корней.
— И здесь я не для красоты, — добавил я, — а для дела. И сейчас мы решаем одно из этих самых дел.
Слова повисли в зале, как комья тумана: плотные, ощутимые. Наступившая в зале тишина, казалось, была абсолютной. Никто не шевелился, даже Осипов, кажется, задержал дыхание. Где-то вдали скрипнула мебель. Или, может, это у кого-то в душе зашевелилась совесть.
Перов молчал, но в его взгляде мелькнула тень сомнения. И, возможно, на этот раз он впервые увидел во мне не просто молодого князя с записной книжкой, а кого-то, кто действительно собирается что-то оставить после себя.
— Я понятно выразился? — спокойно, но внятно произнёс я, слегка склонив голову, словно давая шанс переспросить, пока не поздно. — У кого-то ещё есть ко мне вопросы? Быть может, вы желаете что-то обсудить со мной? Что-то узнать? Развеять сомнения или глупые слухи? Я, как известно, всегда открыт для диалога.
Пауза. Приятная, насыщенная ожиданием и лёгким треском нервов.
— Кстати, — добавил я, словно между прочим, — я намерен открыть приёмные дни в Управе.
Половина зала вздрогнула, как от сквозняка.
— И если кто-то из вас пожелает — приму его без очереди, — продолжил я и сделал красноречивый жест в сторону блокнота.
— Запишу в книжечку… — уточнил я, и в этот момент почти все присутствующие бросили на блокнот взгляд, в котором смешались интерес, тревога и лёгкая суеверная неприязнь. Смотрели как на змею в витрине: вроде не шевелится, но лучше бы накрыть чем-нибудь тяжёлым.
— Я приму. Каждого. И каждому уделю время и внимание.
Осипов побледнел. Совсем чуть-чуть, но заметно. Щека дёрнулась, пальцы сжались в замке перед ним на столе. Очевидно, такого поворота Петр Ильич не ожидал. Наверное, думал, что я буду отмалчиваться или, в лучшем случае, вести себя прилично.
Я махнул ему рукой с той самой лёгкой снисходительностью, которую он так любил использовать сам.
— Продолжайте, Пётр Ильич. Я закончил.
Осипов медленно выдохнул, будто собирался нырять с моста в ледяную воду.
— Кто «против» предложения «Бастиона»? — произнёс он чуть тише, чем раньше. И как-то без прежней бодрости.
В этот раз проголосовали купцы и мастеровые. Я тоже поднял руку, поддерживая их.
Осипов сжал губы и уже собрался что-то сказать, но не успел.
— Равное число голосов, — произнёс я спокойно. — Решение будет приостановлено. Пока мы не получим заключения всех ведомств и не убедимся, что проект не вредит
