Кубинец - Алексей Викторович Вязовский
Я свернул на знакомую улицу — короткий путь к дому, усыпанный обломками ракушек и песком. Только шагнул за угол, как кто-то вынырнул из темноты и встал прямо передо мной. Один из тех самых мальчишек — худощавый, с торчащими ушами и лицом, которое мне уже было знакомо по той драке у аптеки.
Эти гаденыши будто охотились за мной. Ну а как еще скажешь, если я сталкивался с ними уже не помню какой раз. После того, самого первого, раза, когда они меня побуцкали, удавалось уходить. Переулочки здесь такие, что, не зная местной географии, и заблудиться впору. Но не сейчас: мы почти на магистрали. Не уйти.
Он узнал меня мгновенно. Хмыкнул, будто нашёл потерянную игрушку, и, развернувшись, со всех ног побежал прочь, выкрикивая что-то вроде «¡Ven acá, ven rápido!». Сердце у меня провалилось куда-то в пятки. Бежать? Но куда? И зачем — я всё равно не успею. Я всё ещё был слаб: рис с фасолью, пусть и три раза в день, в силах не прибавлял. А драка — это дыхание, это мышцы, это инстинкт. У меня ничего этого нет.
Зато есть смекалка.
Я присел на корточки у обочины и начал насыпать в носок — тот самый, что таскал с собой вместо мешочка, — песок и гравий. Нашёл пару мелких камушков, доложил. Завязал на узел. Проверил вес. Вроде ничего. Может, хоть одного уложу.
Сегодня они не в полном составе. Всего трое. Когда они вернулись, я уже держал оружие в руке. Они подошли со смехом, как к чему-то интересному, как дети к пауку в банке. А я молча шагнул вперёд — и со всей силы размахнулся.
Первый получил по щеке и тут же завыл, зажав лицо. Второй успел пригнуться, но споткнулся. Третий отступил, подняв руки. И тут, как в замедленной съёмке, я заметил за их спинами старшего. Тот не вмешивался, наблюдал. Только когда понял, что дело идёт плохо, шагнул вперёд и достал нож.
Я замер. Против ножа с носком? Шансов не было. Ни одного. Если на тебя идут с «пером» — лучшее, что можно сделать, это убежать. Драться не смысла. Я прикинул, что если сейчас развернусь и дерну изо всех сил, то можно и оторваться. Вряд ли главарь настроен на то, чтобы меня порезать. Пугает, скорее всего. Но проверять не хочется.
Но именно в этот момент из-за поворота показалась машина. Свет фар, пока не нужный, мазнул по стене дома. Надпись POLICIA на дверце в переводе не нуждалась. Хулиганы, не мешкая, метнулись в разные стороны, исчезая в переулках. Главарь тоже сгинул, будто и не было его тут.
Полицейская машина притормозила. Из неё вышли двое: один — молодой, с сигаретой в зубах, другой — постарше, с выражением скуки на лице.
— ¿Qué pasó aquí? — спросил старший. Вроде понятно — спрашивает, что произошло.
Я прокашлялся, сглотнул, и выдал:
— N-no sé n-nada. Est-t-t-taba c-c-aminando… hacia c-c-casa… y m-me… at-t-tacaron.
Они переглянулись. Молодой фыркнул. Конечно, шёл домой, никого не трогал, напали — и всё тут.
— ¿Este tipo tartamudea?
— Parece que sí. Vámonos.
Тартамудеа — это я, заика. Люди с изъянами здесь считаются не только второсортными, но и заразными — никто не хочет с ними связываться.
Они сели обратно в машину, и уехали, даже не проверив, всё ли со мной в порядке.
Я ещё несколько секунд стоял посреди улицы, потом медленно высыпал песок из носка, встряхнул его и сунул обратно в карман.
* * *
*quiero, puedo, tengo, necesito… — Я хочу, я могу, я имею, мне нужно…
**Arriba, dormilón — Вставай, соня.
***¿Dónde estabas, idiota? ¿Qué te pasa? ¡Te dije a las siete! — Где ты был, идиот? Что с тобой? Я же тебе в семь сказал!
****Pues qué bien. ¡Vamos! Limpia esto. Luego ordena los frascos. Y después… — Отлично. Пошёл! Убирайся. Потом расставь банки по местам. А потом…
*****¿No comes carne? — Ты не ешь мясо?
******¡Para! ¡Ahora mismo! — Перестаньте! Сейчас же!
*******— ¿Este tipo tartamudea?… — Parece que sí. Vámonos. — Этот парень заика?… — Похоже на то. Пошли.
Глава 4
Альварес был настоящим капиталистом. Ничего, что мелким, но принципы блюл. Мне он платил ровно столько, чтобы хватало на скудную кормежку, и, при известной сноровке, на одежду, прикрыть срам. Так что в моей хибаре даже местные летающие прусаки — тараканы-кукурачи, не селились. Им у меня просто нечем питаться. Что там у аптекаря было с Люсией, я пока не разобрался. С одной стороны, она грамотная и с характером. В принципе, читать здесь умеют многие. Но уметь работать с документами — это уровень повыше. Но почему она терпела домогательства аптекаря, а не ушла в другое место? Судя по кое-каким намекам, дело было в долге. Сколько, за что — не знаю. Моего испанского для таких вещей пока не хватало.
И посетителей он очень чётко разделял — одним кланялся, разговаривал, заискивая, на других внимания не обращал. Даже за пользование телефоном — большой редкостью в бедном районе, требовал деньги.
Очередное нападение Альвареса на Люсию случилось ближе к концу работы, ровно через месяц, как я очутился в Гаване. Я имитировал уборку, время от времени шелестя веником по полу. Тут самое главное — не показывать, что освободился, постоянно изображать бурную деятельность. Тогда и придирок будет меньше. Вдруг из кладовой, в которой хранились лекарственные компоненты, послышалась возня. Уже привычное «Basta!» эффекта не возымело. Треснула ткань, аптекарь что-то отрывисто сказал, на что получил ожидаемое «No!». Упала коробка, но атака продолжалась. Мулатка как-то совсем уж жалобно пропищала ¡Déjalo ir!' — требовала отпустить, но, видать, сбавить обороты у распаленного мужика не выходило. Вдруг вспомнил ту самую камеру, куда нас напоследок напихали как селедку в бочку — многие там вот так беспомощно попискивали, умоляя отпустить.
Что делать? Подождать, пока всё кончится? Но слишком уж жалобной и бессильной была последняя реплика. Никто её не отпустит. И дело даже не в насилии — оно отвратительно, но переживаемо. Речь о рубеже. Преодолей его Альварес, и решит, что имеет право. Аптекарь это понимает. И девушка понимает. И аптекарь понимает, что девушка понимает. Пожалуй, стоит вмешаться.
