Нацистский геноцид славян и колониальные практики. Сборник статей - Егор Николаевич Яковлев
О получении подобных инструкций рассказывал еще один рядовой подчиненный рейхсфюрера СС и подсудимый Харьковского процесса — ефрейтор тайной полевой полиции (ГФП) Рейнгард Рецлав. Согласно его показаниям, в мае — июне 1941 года он прошел обучение в полицейском батальоне «Альтенбург», сотрудников которого готовили для работы на оккупированных территориях СССР. «На курсах даже было организовано несколько лекций руководящих чиновников ГФП, которые прямо указывали, что народы Советского Союза являются неполноценными и должны быть в подавляющем большинстве уничтожены, а в незначительной своей части использованы в качестве рабов… Эти указания исходили из политики германского правительства»[48].
Показания ефрейтора Рецлава, данные советским следователям, имеют важные параллели с показаниями командиров высокого ранга Бах-Зелевского и Шеера. Здесь мы также встречаем признания, что оккупационный режим сознательно формировался таким образом, чтобы коренных жителей погибло как можно больше. Немецкое военное право дозволяло убить кого угодно и в любом количестве, представляя людей «потенциальными врагами». «Нам постоянно внушали, что каждый русский человек — это партизан, зверь с монгольским лицом, выродок человечества… Чиновников, проявлявших жестокость к русским, высоко ценили и поощряли по службе… Никаких материалов, свидетельствовавших о виновности арестованных, у нас не было, они расстреливались только потому, что были гражданами Советского Союза. Правда, на допросах отдельным людям предъявлялось обвинение в саботаже и принадлежности к партизанам, однако, как правило, это было ничем не подтверждено и являлось умозаключением чиновников ГФП»[49].
Основанием для массовых убийств был фанатичный национал-социалистический расизм. «На протяжении многих лет нас воспитывали в таком духе, что немцы являются людьми высшей расы и призваны установить новый порядок в Европе, — признавался Рецлав. — В этих лекциях нам говорили о том, что русские являются варварами, людьми, не имеющими своей культуры, и призывали нас к тому, чтобы по приезде на Восточный фронт мы истребляли русских»[50]. Ефрейтор усвоил материал и усердно затаскивал заключенных Харьковской тюрьмы в газваген. На следующий день после своей дебютной акции уничтожения в марте 1942 года он встретил старого сотрудника СД Каминского, берлинца, назначенного начальником Харьковской тюрьмы. Тот поприветствовал Рецлава словами: «Слыхал, что вчера вы имели возможность непосредственно поучаствовать в освобождении завоеванной нами земли от русских»[51].
Гиммлер
Особенность следственных показаний как исторического источника состоит в том, что подсудимый, как правило, заинтересован представить себя или вовсе невиновным, или виновным как можно менее. Кроме того, он может идти на сделку со следствием и рассказывать лживую информацию, которая, возможно, сохранит ему жизнь. Естественно, что к таким материалам нужно относиться крайне осторожно. Однако наличие общих черт в показаниях, данных разным следователям в разное время в разных городах и даже разных странах, укрепляет основания в пользу тезиса о геноцидальном умысле верхов Третьего рейха, в частности — шефа СС Генриха Гиммлера.
Можно ли подтвердить это подозрение данными других источников? Да.
Гиммлер, на директивы которого ссылаются практически все исполнители, был достаточно откровенен и в разговорах со своими конфидентами, и в публичных речах. Уже в июле 1941 года, выступая перед боевой группой СС «Норд», рейхсфюрер заявил: «Это война идеологий и борьба рас. На одной стороне стоит национал-социализм: идеология, основанная на ценностях нашей германской, нордической крови. Стоит мир, каким мы его хотим видеть: прекрасный, упорядоченный, справедливый в социальном отношении, мир, который, может быть, еще страдает некоторыми недостатками, но в целом счастливый, прекрасный мир, наполненный культурой, каким как раз и является Германия. На другой стороне стоит 180-миллионный народ, смесь рас и народов, чьи имена непроизносимы и чья физическая сущность такова, что единственное, что с ними можно сделать, — это расстреливать без всякой жалости и милосердия…»[52]
В апреле 1943 года на совещании с чинами СС в Харькове Гиммлер изложил свою стратегию победы: «…Им пришлось чудовищно сильно мобилизовать свой народ. Я считаю… что мы должны подходить к ведению этой войны и нашего похода [на Восток] следующим образом: как мы лишим русских наибольшего количества людей — живых или мертвых? Мы делаем это, убивая их, беря их в плен и заставляя работать, стараясь полностью заполучить в свою власть области, которые мы занимаем, и оставляя области, которые мы покидаем… полностью безлюдными. Если мы — и я убежден в этом — будем в целом вести войну, последовательно проводя линию на уничтожение людей, то лично я не сомневаюсь, что еще в течение этого года и следующей зимы русские будут обескровлены»[53].
В декабре того же года он был еще более откровенен: «…Немецкий народ — единственный, который может отбить, победить и — можете спокойно использовать это слово — истребить, массово истребить этих русских до последней горстки (он использовал abschlachten — „жестоко убивать, забивать как скот“. — Примеч. Е. Я.). И мы сделаем это. Они истекают кровью, конечно, медленно, но верно. Они уже ставят русских женщин за пушки и пулеметы. Однажды и у огромного народа заканчиваются резервы — мы приблизимся к этому моменту в следующем году… Здесь, в этой войне на Востоке, разворачивается борьба на уничтожение (Vernichtungskampf) между двумя расами… В этой борьбе на уничтожение есть только азиатские правила, а именно: будет истреблена и уничтожена мужская сила либо одной расы, либо другой»[54].
Чуть позже Гиммлер заявил своему врачу Феликсу Керстену: «Главное управление СС по вопросам расы и поселений подсчитало, что… к 1952 г. население России составит 200 миллионов. Оно растет со скоростью где-то три миллиона в год. Чтобы с этим справиться, говоря по-военному, мы должны убивать от 3 до 4 миллионов русских в год»[55].
Гиммлер был главой силового аппарата, который обладал огромной полицейской властью на оккупированной территории. Но получить эту власть, сохранять ее столь долгий срок и направлять политику истребления он мог только благодаря совпадению взглядов с главой Третьего рейха: в противном случае она была бы молниеносно пресечена. Между тем из Берлина одергивали более умеренного Розенберга, а не радикального рейхсфюрера СС, который на протяжении всей войны был наряду с Борманом самым близким к Гитлеру человеком. Таким образом, фюрер или задавал, или, во всяком случае, поддерживал истребительную линию, и это неудивительно: он сам бредил идеей завоевания «жизненного пространства» на Востоке и говорил о необходимости осуществить «биологическое устранение славян». Другие ведомства и службы также действовали в
