Ведущая сила всенародной борьбы. Борьба советского рабочего класса на временно оккупированной фашистами территории СССР, 1941–1944 - Виктор Николаевич Земсков
Замечательным патриотическим делом подпольщиков Гомельского паровозовагоноремонтного завода был сбор средств в Фонд обороны осенью 1942 г., когда Красная Армия вела тяжелые оборонительные бои под Сталинградом. Десятки тысяч рублей и облигаций собрали гомельские рабочие и передали партизанам, а оттуда через линию фронта их переправили в Москву. «Мы знали, что нам грозит в случае, если фашисты узнают о сборе средств в Фонд обороны, — рассказывал впоследствии старейший рабочий завода А. Ф. Пашковский, — но желание помочь Родине, поделиться самым последним в трудный для нее час было сильнее всякого страха. Ведь мы же были советские люди!»[112]
Все потуги фашистских оккупантов привлечь советских рабочих на свою сторону не имели никакого успеха. Даже рабочие, организационно не связанные с подпольем, в массовом порядке изыскивали малейшую возможность, чтобы нанести вред врагу. Основной формой их борьбы стал саботаж мероприятий оккупантов по использованию захваченных ими советских предприятий. Уже в октябре 1941 г. начальник диверсионной службы вермахта на южном участке советско-германского фронта Т. Оберлендер доносил в Берлин: «Гораздо большей опасностью, чем активное сопротивление партизан, здесь является пассивное сопротивление — трудовой саботаж, в преодолении которого мы имеем еще меньшие шансы на успех»[113].
В данном случае уместно привести слова одного из руководителей кубинской революции — Э. (Че) Гевары: «Саботаж — неоценимое оружие в руках народов, ведущих партизанскую борьбу». Для советских рабочих, загнанных захватчиками на предприятия, саботаж зачастую был единственной реальной формой борьбы с врагом и на практике приносил немалый эффект. «Было какое-то скрытое массовое противодействие оккупантам. Мы их ненавидели всем сердцем и душой и выражали эту ненависть по-своему, по-рабочему» — так охарактеризовал истоки массового саботажа механик Малинской бумажной фабрики (Житомирская обл.) В. Я. Якименко, работавший на этом предприятии во время оккупации[114].
В Краснодаре в августе 1942 г. на восстановление теплоэлектроцентрали, взорванной отступавшими советскими войсками, оккупанты согнали более 100 человек. Вскоре здесь установился такой режим «работы»: как только фашистский надсмотрщик отлучался, руководитель подпольной группы инженер Покатилов, которого гитлеровцы назначили директором ТЭЦ, давал команду «Закуривай!», и работа прекращалась (часто на несколько часов подряд). В присутствии же охранника рабочие проявляли «активность»: бесцельно стучали молотками по кускам железа, производя побольше шума, переносили с места на место кирпичи, другие материалы и т. п. Естественно, при такой «работе» восстановление столь нужного оккупантам объекта продвигалось крайне медленно.
В данном случае все рабочие сознавали, что своими действиями совершают экономическую диверсию против врага, и активно участвовали в этом рискованном деле. Все, кроме одного… Когда Покатилов давал команду «Закуривай!», только один рабочий продолжал стучать своим молотком, причем не бесцельно. Его поведение возмутило всех рабочих. Они пробовали его уговаривать, стыдить, а молодежь как-то даже пригрозила ему расправой — он отмалчивался. Покатилов однажды поговорил с ним, намекнув, что нельзя так добросовестно работать на врага, что это фактически предательство. Последний изложил Покатилову свою «жизненную теорию»: я — рабочий, а рабочему человеку положено работать при любых обстоятельствах, при любой власти; при немцах же тем более надо хорошо работать, ибо в противном случае это пахнет виселицей. После этого все рабочие перестали с ним здороваться, при встречах брезгливо отворачивались, не разговаривали, словно его и не было. А он молчал и продолжал работать[115].
Приведенный пример наглядно раскрывает психологическую атмосферу, микроклимат, царившие среди советских рабочих на предприятиях в захваченных фашистами районах СССР. Абсолютное большинство рабочих стремилось использовать малейшую возможность, чтобы нанести ущерб врагу. Отщепенцы, добросовестно работавшие на захватчиков, составляли ничтожное меньшинство (на восстановлении ТЭЦ в Краснодаре менее 1 % — один человек из более 100).
Те немногие рабочие, которые встали на путь предательства, были, как правило, выходцами из бывших эксплуататорских классов. После экспроприации Советской властью их частной собственности часть бывших дореволюционных владельцев предприятий, нэпманов, кулаков и т. п. была вынуждена пойти работать на заводы, фабрики, шахты, рудники и другие предприятия, став, таким образом, по своему социальному статусу рабочими. Рабочие из «бывших» составляли совершенно ничтожную долю в составе советского рабочего класса. В многотысячных трудовых коллективах если и были такие, то обычно считанные единицы. Немало рабочих из «бывших» под влиянием идейно-политической работы Коммунистической партии, воспитательной работы в трудовых коллективах, романтики социалистического созидания в годы предвоенных пятилеток порвали со своим прошлым и во время войны зарекомендовали себя истинными патриотами.
Однако часть рабочих из «бывших» не изжили «обид», ждали удобного случая для мести и пошли в услужение к захватчикам. Фашисты охотно назначали их бригадирами, мастерами и т. д. На предприятиях в оккупированных районах единицы «бывших» и морально сломленных людей не могли в силу объективных условий стать для гитлеровцев опорой в рабочей среде, потому что рабочий класс ненавидел оккупантов и их прихвостней, не признавал их власть, противодействовал всему, что они требовали. Ликвидация фашистских приспешников (они мешали осуществлению массового скрытого саботажа) была в числе главных задач заводских подпольных организаций и групп. Однако оккупационные власти всячески оберегали этих отщепенцев от террора со стороны местного населения. Бывали случаи, когда за убийство «прилежного» рабочего гитлеровцы устраивали кровавую расправу над членами трудовых коллективов. Об этом, например, свидетельствуют трагические события на Мариупольском металлургическом заводе им. Ильича.
Здесь в ночь на 7 марта 1942 г. на подземном полигоне, где до оккупации испытывали крепость брони, нашли повешенного предателя — токаря инструментального цеха Язвинского. В прошлом меньшевик, он с приходом фашистов добросовестно работал на них. Рядом с трупом Язвинского на стене была сделана надпись: «Каждого, кто будет служить немцам, ждет такая же участь. Партизаны». Рано утром, как только стало известно о том, что повешен Язвинский, на завод прибыл начальник СД Прибе. По его приказу из каждого цеха отобрали по трое-четверо наиболее активных (по довоенному времени) работников, всего 44 человека. Их собрали в листопрокатном цехе, повели под усиленной охраной на базарную площадь и публично расстреляли. Так погибли 43 человека; случайно уцелела лишь М. И. Берент, член партии с 1925 г. Особоуполномоченный немецко-фашистского командования на заводе Винклер в тот же день издал приказ о том, что впредь за убийство каждого добросовестно работающего, как и за убийство немецкого солдата, будут расстреливаться 100 человек[116].
Уклонение от работы было повсеместным явлением. Герой Советского Союза подпольщик
