Театр – волшебное окно - Коллектив авторов
Таких людей стоит помнить и нам. Может быть, вокруг его памяти тоже образуется островок уверенности и покоя?
Памяти Германа Орлова. Стихи
Владимир Симаков
Памяти Германа Орлова
Есть афиши крупнее и выше
В обрамлении множества слов,
Но приятно читать мне и слышать
Имя гордое – Герман Орлов.
В свете рампы при полном параде,
Восхищая не только меня,
Ленинградский артист на эстраде
Выступает, свой облик сменя.
То смешной или грустный порою,
Он всегда выбирает момент,
Незаметно и быстро настроит
Наши души, как свой инструмент.
Но с годами меняются роли:
Билли Бонс – то не Теркин совсем.
Если в жизни прибавилось боли,
То Орлов не останется нем.
Воплощается в образ, как надо,
Лицедействует Герман Орлов,
И ему пьедесталом эстрада
В целом море склоненных голов.
Он – заслуженный и многоликий,
Переменчивый, словно река,
Но оставили кадры и книги
Яркий облик его на века…
Сон лицедея
Как в музее, старые афиши
В комнате актера, целый ряд.
Публика его давно не слышит:
Выступал часто, говорят.
На афишах имена и даты,
С ними он на сцену выходил, —
Подтверждают: было все когда-то:
Жар души, кипенье юных сил.
Жизнь текла в холодном гулком зале,
В запыленной прелести кулис,
И гастроли крепко повязали
Молодых актеров и актрис.
Что сегодня званья и награды,
Если по призванью лицедей,
Он не знал в судьбе другой награды,
Кроме восхищения людей?
Щедрые приняв аплодисменты,
А бывало, и цветов букет,
Знал актер счастливые моменты
И на бис исполненный куплет.
Но в погоне за химерным чудом
Навсегда вошел в чужую роль
И не сразу понял он, откуда
И зачем явилась эта боль?
Он отобразил ее в спектакле,
Перед рампой сердце разорвал.
Жизнь была им сыграна, не так ли?
И настал трагический финал…
Юбилей отметили коллеги,
Проводив с почетом на покой.
Он скрипел, как будто ось телеги,
Был весь день какой-то не такой.
А потом один ушел с банкета
К величайшей радости коллег.
Хоть и брел домой в начале лета,
Голову ему напудрил снег.
Поднялся с трудом к себе в квартиру —
Безучастно ходики стучат.
Все афиши возвестили миру —
Ни детей не будет, ни внучат.
Старые, пожухлые афиши —
Словно сон домашнего тепла,
И его рыданий не услышит
Та, что здесь когда-то с ним жила…
«Театр – волшебный ящик…» Стихи
Алексей Филимонов
Театр – волшебный ящик,
Куда погружены
Мечты о настоящем
И завтрашние сны.
Где прежнее безумье
Обнажено в ролях,
Томленье в полнолунье
И королевский страх.
В безбрежном за кулисой
Заучит роль актер,
Пустить слезу актрисе
Подскажет режиссер.
Так странствует по свету,
Одолевая рок,
Блистательной кометой
Театр вечных строк.
Против смерти. Воспоминания
Елена Фролова
Это было давно, в семидесятые годы прошлого столетия, прошлого тысячелетия. Как-то в связи с одной работой мне довелось познакомиться в Театральном музее с фондом народного артиста республики Бориса Анатольевича Горин-Горяинова. И вот среди прочих бумаг замечательного артиста я вдруг обнаружила черновики рукописного журнала, не заинтересоваться которым было невозможно…
В начале Великой Отечественной войны Ленинградский академический театр драмы имени А. С. Пушкина эвакуировался. Уезжала вся труппа. Но те, у кого в семье были больные или старики, которым не под силу было вынести дорогу, вынуждены были остаться.
Тяжелым, мучительным было прощание на вокзале. Уезжающие подбадривали остающихся, остающиеся – уезжающих. Прятали друг от друга покрасневшие глаза, уверяли друг друга, что встреча будет скорой. Но… кольцо замкнулось, и наступила долгая, страшная полоса в жизни города – блокада.
Актеры остались без театра. На улицу выходить было страшно, оставаться в квартире невыносимо. Дома казались пустыми. Полоски на стеклах не спасали, и ветер свободно гулял по комнатам. Говорят, что горе разъединяет. Это неверно. Горе разъединяет лишь тех, кто не может разомкнуть стиснувшие его щупальцы личной беды и посмотреть вокруг. Общее горе объединяет.
Работники «Александринки», актеры других театров, архитекторы, художники, музыканты, певцы, те, кто выступал на этой сцене и связан был с ней делом своей жизни, – все они, захватив нехитрые пожитки, устремились к зданию на площади Островского. Пушкинский театр стал их домом – уже не в переносном, а в прямом смысле слова. В коридорах, на диванчиках, в артистических уборных, в фойе – всюду жили люди. И вот в эту-то пору переселившиеся вместе с другими из своих разрушенных домов в театр актер Борис Анатольевич Горин-Горяинов, критик Юрий Владимирович Широкий, актер и художник Георгий Кузьмич Кузнецов решили издавать в театре юмористический журнал или, как они его еще называли, альбом зарисовок.
Я листаю черновики журнала. Признаться, вначале чувствую себя немного обескураженной. Во время войны мне было слишком мало лет, я не помню даже бомбежек. Но когда думаю об испытаниях, выпавших на долю людей, мне невольно хочется употреблять слова, обычно не встречающиеся в моем обиходе: година бедствий, пора великого противостояния… Наверное, это наивно. Мне казалось, что во время войны мелочи, заполняющие повседневность, просто перестают существовать. А тут вдруг – юмористический журнал, шаржи, шутки, такие
