Живой Дагестан - Владимир Д. Севриновский
Из ямы рассол достают черпаками и выпаривают 4–5 часов в широком корыте. Затем соль складывают в плетеные корзинки, через щели в которых выходят остатки влаги. Для окончательной сушки пушистые кристаллики высыпают на покрывало, потом складывают в мешки, закидывают на плечи и несут по узкой тропинке домой, в XXI век.
Полдень. Холмики песка втягивают резкие, словно нарисованные тени. Кубанди расстилает коврик и становится на молитву. Теперь ведра таскает ее младшая сестра – Халила. На ней короткая юбка, фиолетовая полосатая футболка и яркий бирюзовый платок. Эти цвета выбиваются из черно-бело-желтой гаммы средневекового берега. Халиле всего двенадцать, но она уже работник с восьмилетним стажем – помогать старшим девочки начинают, едва научившись ходить.
– Нравится ли здесь? Конечно! – улыбается она. – Особенно летом, когда мы купаемся в море.
Морем Халила называет широкую отмель Андийского Койсу чуть пониже источников – там течения почти нет и вода соленая. Взрослых забавы детей в горном потоке не пугают – кванхидатлинцы издавна славились как хорошие пловцы.
Школьницы помогают взрослым на каникулах, приходят сюда после уроков. Родители не возражают:
– Тут несложно учиться. Село же!
Дочери добытчиц соли бегут наперегонки за водой, играют в прятки среди льющейся серы и потемневших от времени деревянных коробов. Превратится ли Халила со временем в набожную Кубанди, а затем и в седую Хадижат, часами не разгибающую спины над драгоценной грязью? Или двадцать первый век запоздало переправится через реку и уничтожит странный промысел, невесть как задержавшийся на земле? Второе куда вероятнее. Крохотная самобытная культура растворится, как кристаллик воздушной горной соли на языке. Сгниют старинные короба, забудется кванхидатлинский язык, а девочки уедут на равнину, поближе к настоящему морю. С какой стороны ни посмотреть, это к лучшему. И только слегка тревожат слова, тоже чудом дошедшие из глубины времен: «Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою? Она уже ни к чему не годна, как разве выбросить ее вон на попрание людям».
Годекан и родник. Рождение Шаолиня
Каждый рассказчик знает – историю надо начинать с чего-то удивительного. Итак, в небольшом селении Халимбекаул между Махачкалой и Буйнакском мастер боевых искусств и художник Гусейн Магомаев вместе с женой Ольгой создал школу «Пять сторон света». Здесь на уроках разбирают восточные притчи, девочки тренируются наравне с мальчиками, а все учителя проходят жесткий отбор. Результат налицо – отсюда вышли два пятикратных чемпиона мира по ушу, а уж с чемпионами Европы и России и вовсе немудрено сбиться со счета. Впрочем, успехами в единоборствах дагестанцев не удивить. А вот то, что юные выпускники этой школы кидают мусор исключительно в урны, и вправду настоящее чудо.
Гусейн: Меня китайцы называли на своей манер – Лао Маг. В переводе – старый конь. А точнее, старый конь, стерегущий нравственность. Но это было позже. Вначале мой путь определила болезнь – врожденный порок сердца. Я выглядел дистрофиком, врачи запретили мне всякую нагрузку. Выбор был невелик – или стать отщепенцем, которого презирают и бьют, или жить, как здоровые мальчишки. Я стал хорошо есть, играть с пацанами, тренироваться. К шестнадцати годам уже занимался штангой вместе с братом-близнецом – будущим чемпионом России по тяжелой атлетике. Дядя Абсамат научил меня приемам боевого самбо. Их ему показали в тюрьме. А потом я увидел фильм Акиры Куросавы «Гений дзюдо» и понял, что мне нужно. Это кино я пересматривал более двадцати раз. Благодаря ему я оценил карате. Да, там пропагандировали дзюдо и герой фильма победил каратиста, но я понял, что в реальной жизни это невозможно.
После школы я поступил в Дагестанское художественное училище. Там один из преподавателей занимался с нами единоборствами. Набрал в группу человек сорок, а выдержали и остались только я и еще один парень. Я тогда голодал, ел иногда раз в два дня. Даже в обморок падал. У мамы нас было пятеро, раненный на войне отец умер, когда мне было три года. Денег не хватало на еду. Тренер Ахмед водил меня в столовую и кормил за свой счет. А я тренировался, как одержимый.
О китайских боевых искусствах мы ничего не знали, пока мне в руки не попала старая брошюрка с иероглифами. Я изучал ее по картинкам, без перевода. Потом в «Пионерской правде» прочитал статью «Три тысячи лет ушу». Но главным оставалось карате. По нему мы вскоре выигрывали все командные чемпионаты Советского Союза.
Ольга: Я прожила три или четыре разных жизни. Предки мамы были дворянами. Дед учился в Оксфорде, стал архитектором. Общение с образованными, высокопоставленными людьми дало мне немало. Но и московская дворовая жизнь дала не меньше. Меня не пускали – а я все равно гуляла там, где хочу. Быстро поняла, что нельзя стучать, предавать, сама била всякого, кто мог заложить. Поэтому мне близки дети и их проблемы. Сестра – совершенно другая. Мамина подружка, мамина наушница. А я всю жизнь была оторва. Росла как сорная трава. Меня мама так и называла. Кулаками, зубами и локтями добивалась своего.
Мою первую любовь звали Лёлькой, так же, как и меня. Мне было лет восемь. Он только что вышел из детской колонии и умел плеваться сквозь дырку от выбитого зуба. Едва я это увидела, сразу поняла, что мое сердце навек разбито. Пока училась плеваться, любила его до беспамятства. Когда научилась, все прошло.
Я была странная девочка. Читала взахлеб, а школу ненавидела. Пряталась под парту, на вопросы учителей отвечала прямо оттуда, причем правильно. Рано вышла замуж, в семнадцать лет родила сына. Муж был прекрасным человеком, но мы по-разному смотрели на жизнь. Я страдала ужасно, а родители говорили, что в нашем роду разводиться – это позор. Когда мы все же разошлись, я долго скрывала, что не замужем. Я была красивой девочкой, пользовалась успехом. Сначала мне это кружило голову, но потом надоело. Всё отговаривалась, что муж не разрешает никуда ходить, хотя его давно не было.
Приходилось нелегко. Я растила ребенка и одновременно училась, потом работала. У мамы с папой денег не брала, муж алименты не присылал, а я из гордости не просила. Наконец устала быть одна. Попался упертый мужчина, который все же уговорил меня выйти замуж. Но тут подруга Люба уехала в командировку и попросила гулять с пинчером. Вернулась я как-то с собакой, зашла
