Великая катастрофа 1929 года - Джон Кеннет Гэлбрейт
IV
Были и те, кто сожалел лишь о том, что не все могут воспользоваться плодами этих новых двигателей финансового прогресса. Одним из тех, кто выиграл от упомянутого повышения в United Corporation, был Джон Дж. Раскоб. Будучи председателем Национального комитета Демократической партии, он также был политически привержен идее прочной дружбы с народом. Он считал, что каждый должен иметь доступ к тем же возможностям, которыми он сам пользовался.
Одним из плодов этого щедрого порыва в течение года стала статья в журнале Ladies' Home Journal с привлекательным заголовком «Каждый должен быть богат». В ней мистер Раскоб отмечал, что любой, кто откладывает пятнадцать долларов в месяц, вкладывает их в надёжные обыкновенные акции и не тратит дивиденды, через двадцать лет будет иметь состояние, как тогда казалось, около восьмидесяти тысяч долларов. Очевидно, при таких темпах развития очень многие могли бы разбогатеть.
Но была двадцатилетняя задержка. Двадцать лет казались долгим сроком для разбогатеть, особенно в 1929 году, и для демократа и друга народа придерживаться такой постепенности означало рисковать прослыть реакционером. Поэтому у г-на Раскоба появилось ещё одно предложение. Он предложил создать инвестиционный траст, специально предназначенный для того, чтобы бедняки могли приумножать свой капитал так же, как это делают богатые.
План, который г-н Раскоб представил публике в начале лета 1929 года, был довольно детально проработан. (Автор утверждал, что обсуждал его с «финансистами, экономистами, теоретиками, профессорами, банкирами, лидерами профсоюзов, промышленниками и многими менее известными людьми, у которых были идеи».) Предполагалось организовать компанию по покупке акций. Пролетарий, имея, скажем, 200 долларов, передавал свои гроши компании, которая затем покупала акции на гораздо более скромную сумму в 500 долларов. Дополнительные 300 долларов компания получала от дочерней финансовой компании, организованной специально для этой цели, и за эти 300 долларов предоставляла все акции в качестве залога. Начинающий капиталист выплачивал свой долг, возможно, по 25 долларов в месяц. Он, конечно же, получал всю выгоду от роста стоимости акций, и г-н Раскоб считал это неизбежным. Указывая на неадекватность существующих механизмов, г-н Раскоб заявил: «Сегодня все, что может сделать человек, имеющий от 200 до 500 долларов для инвестиций, — это купить облигации Liberty...» 9
Реакция на план Раскоба была сравнима с реакцией на новую и смелую формулировку соотношения массы и энергии. Одна газета назвала его «практической утопией». Другая назвала его «величайшим видением величайшего ума Уолл-стрит». Уставший и циничный комментатор счёл, что это «больше похоже на финансовую государственную мудрость, чем на всё, что создавалось Уолл-стрит за многие утомительные месяцы». 10
Будь у него чуть больше времени, план мистера Раскоба, несомненно, воплотился бы в жизнь. Люди были полны энтузиазма, признавая мудрость и проницательность таких людей. Об этом красноречиво свидетельствовала готовность людей платить за гениальность профессионального финансиста.
В
Мерой этого уважения к финансовому гению служило отношение рыночной стоимости выпущенных ценных бумаг инвестиционных трастов к стоимости ценных бумаг, которыми они владели. Обычно ценные бумаги траста стоили значительно больше, чем принадлежащее им имущество. Иногда они стоили вдвое больше. В этом вопросе не должно быть никаких двусмысленностей. Единственным имуществом инвестиционного траста были обыкновенные и привилегированные акции, облигации, ипотечные кредиты, облигации и наличные деньги, которыми он владел. (Часто у него не было ни офиса, ни офисной мебели; фирма-спонсор управляла инвестиционным трастом из собственного помещения.) Тем не менее, если бы все эти ценные бумаги были проданы на рынке, выручка неизменно была бы меньше, а часто и значительно меньше, текущей стоимости выпущенных ценных бумаг инвестиционной компании. Последняя, очевидно, имела некое право на стоимость, выходящую далеко за рамки активов, стоящих за ними.
Эта премия, по сути, представляла собой ценность, которую сообщество восхищения придавало профессиональным финансовым знаниям, навыкам и умению манипулировать. Оценить портфель акций «по рыночной цене» означало рассматривать его лишь как инертное имущество. Но как собственность инвестиционного фонда он представлял собой нечто гораздо большее, поскольку портфель дополнялся драгоценным компонентом финансового гения. Такая особая способность могла стать основой для целой стратегии повышения стоимости ценных бумаг. Он мог объединяться в пулы и синдикаты для повышения стоимости. Он знал, когда другие поступали так же, и мог присоединиться. Прежде всего, финансовый гений был в курсе событий. Он имел доступ к тому, что мистер Лоуренс из Принстона назвал «сценой, на которой сосредоточены самые разумные и наиболее обоснованные в мире суждения о ценности предприятий, обслуживающих потребности людей». 11 Можно зарабатывать деньги, вкладывая деньги напрямую в Radio, JI Case или Montgomery Ward, но насколько безопаснее и разумнее доверить это дело людям, обладающим особыми знаниями и мудростью.
К 1929 году инвестиционные трасты осознали свою репутацию всезнающих, а также её важность, и не упускали возможности её расширить. Одним из вариантов было нанять частного экономиста, и по прошествии нескольких месяцев возникла серьёзная конкуренция за людей с хорошей репутацией и восприимчивостью. Это был золотой век для профессоров. American Founders Group, внушающее благоговение семейство инвестиционных трастов, возглавлял профессор Эдвин В. Кеммерер, знаменитый финансовый эксперт из Принстона. Штатным экономистом был доктор Руфус Такер, также известная личность. (О том, что экономисты ещё не действовали с идеальной дальновидностью, возможно, свидетельствует последующая история предприятия. United Founders, крупнейшая компания в группе, к концу 1935 года потеряла 301 385 504 доллара, а стоимость её акций упала с более чем 75 долларов за акцию в 1929 году до чуть менее 75 центов.) 12
Ещё один замечательный синдикат был составлен доктором Дэвидом Фрайдеем, пришедшим на Уолл-стрит из Мичиганского университета. Репутация Фрайдея как человека, проницательного и дальновидного, была просто поразительной. В Мичиганском тресте три профессора колледжа — Ирвинг Фишер из Йельского университета, Джозеф С. Дэвис из Стэнфорда и Эдмунд Э. Дэй из Мичигана — консультировали его по вопросам политики. 13 Компания подчёркивала не только разнообразие своего портфеля, но и разнообразие своих консультантов. Она была полностью защищена от любого ограниченного взгляда на рынок, свойственного Йельскому, Стэнфордскому или Мичиганскому университету.
Другие тресты подчеркивали превосходство своего гения другими словами. Так, один из них отмечал, что, владея акциями 120 корпораций, он извлекал выгоду из «совокупной эффективности их президентов, должностных лиц и советов директоров». Далее отмечалось, что «крупнейшие банковские учреждения тесно связаны с этими корпорациями». Затем, в довольно логическом отступлении, делался вывод: «Таким образом, трест в значительной степени мобилизует
