журнал "ПРОЗА СИБИРИ" №1 1996 г. - Вячеслав Крапивин
Еврейская богоматерь,
Родившая шалопая.
Рядом стоят гроба
И жизнь почему-то короче...
Нет! Это моя судьба
Прочитана между строчек!
III
Дважды перепеленут —
В грехах, тоске, —
Бейся, перепеленок,
Рыбою на песке.
Ветрами овеянный,
Спишь, и снов не видишь.
Благоговейно —
Не любишь и не ненавидишь.
А из-за туч, уныл
И непорочен,
Осоловелый осколок луны
Смерть пророчит.
И где-то, близко-близко,
Капли падают с ветел...
Может быть на английском
Говорят на том свете?..
Тревога в глазах,
А глаза — закрыты.
Но горло в слезах,
Лежишь, незарытый.
Дважды перепеленут —
В смерти, в любви,
Барахтайся, перепеленок,
В своей крови!
В этом стихотворении многое нуждается в расшифровке, но для того, чтобы осуществить ее, мне недостает, прежде всего, знания обстоятельств жизни и смерти того, кому это стихотворение посвящено — Георгия Меклера. Ведь плачем именно о нем, а не злополучном Гришке Отрепьеве, является это пророческое для самого автора произведение: „Это моя судьба прочитана между строчек!“ И, конечно, уже только поэтому — прав Португалов! — оно является политически вредным и достойно осуждения. Однако, может быть, еще удастся списать этот грех на молодость, а оттого и легкомыслие автора? Не будут же его казнить за стих, написанный 12 лет назад, тем более, что уже вменялся ему этот грех в постановлении 1937 года...
Но у капитана Зеленко есть к арестованному еще вопросы. Он, кажется, только подступается к главным своим аргументам. Следующий вопрос формулируется так: „Не сочиняли ли Вы, кроме этого, еще и другие „произведения“ о Колыме и на другие темы, которые при обыске у Вас не обнаружены, но о которых следствие располагает сведениями, причем, „произведения" эти носят антисоветский смысл? “
Вопрос сформулирован не только коряво, но и просто нелогично: как это — сочинял или не сочинял — если следствие знает, что такое стихотворение имеется? Но, может быть, и капитан волнуется — как охотник перед решающим выстрелом? Арестованный, похоже, все еще надеется, что выстрела не будет и пытается отвести подозрение (в записи Зеленко — не менее неуклюже, чем был задан вопрос): „Произведений в стихотворной форме я не сочинял о Колыме и на другие темы и тем более антисоветского содержания".
И вот тогда Зеленко выкладывает главный свой козырь: „Напоминаю Вам (это надо понимать в том смысле, что автор, видимо, забыл, запамятовал по рассеянности, что и такое вот он, несомненно, написал), что у Вас имеется лично Вами же сочиненное явно антисоветского содержания стихотворение, начинающееся со строк: „В смысле, так сказать, имажинизма..." Что можете показать по существу этого?"
И вот тут, вероятно, Португалов окончательно понял, что самые худшие его предчувствия —увы! — сбылись, и потому и не пробует отказаться, опровергнуть, он, более того, спешит признаться, что есть у него и еще одно явно антисоветское стихотворение:
„Да, действительно, это матерое контрреволюционного содержания „стихотворение", равно как и другое, начинающееся со строк „Несчастен тот, кто в 20 лет попал на Колыму..." сочинены мною в 1938 году, когда, находясь в заключении в Севвостлагерях МВД, на лесной командировке в районе поселка Спорный..."
Зеленко: „В распоряжении следствия имеются фотокопии перечисленных Вами сочиненных явно контрреволюционного содержания „стихотворений", в которых поносите злобную клевету на вождя народов, политический строй в СССР, карательную политику Советской власти, материальное положение трудящихся в нашей стране и т. п. Вам оглашается Текст этих антисоветских документов. Признаете ли, что именно Вы являетесь их автором и распространяли в кругу своих знакомых?"
Только через сорок с лишним лет эти стихотворения, сохраненные вдовой поэта Л. В. Португаловой, будут впервые напечатаны — в магаданском альманахе „На Севере Дальнем". В одно из них Валентин Португалов впоследствии внес некоторые — впрочем, не очень значительные — изменения. Я приведу это стихотворение — и это тоже будет впервые — в том виде, в каком оно было оглашено в кабинете следователя осенью 1946 года.
Не совсем веселая песенка
В смысле, так сказать, имажинизма
Мы доплыли до социализма.
Это было, братцы, на беду
В девятьсот тридцать седьмом году.
Иосиф Сталин ловко и умело
Опохабил Ленинское дело.
Позабыв былые обещанья,
Он довел страну до обнищанья.
Водка, тюрьмы, лагеря и палка —
Для народа ничего не жалко.
Лишь орите, глоток не щадя,
Здравия Великого Вождя!
Появились небылицы в лицах —
Вся страна в „ежовых рукавицах".
Ах, как это в памяти свежо,
Николай Иванович Ежов!..
Помним, ни за что сгубил Ягода
Много православного народа,
Ну, а вы куда его бойчее,
Николай Иваныч Аракчеев —
За год посадили тысяч 300
Двенадцатилетних „террористов",
Вместе с ними пару миллионов
Всех полов и возрастов шпионов.
80 тысяч диверсантов,
117 молодых талантов,
99 интервентов,
Ну и половину всех студентов.
Ради пущей важности момента
В тюрьмах до черта интеллигента,
Множество рабочих и крестьян,
Словом — пролетарии всех стран.
Здесь китайцы, турки и поляки,
Немцы, латыши и австрияки, —
Весь без исключения, наверно,
Пленум исполкома Коминтерна.
Долго будут помнить все о зверствах
Вашего лихого министерства.
Вам же только этого и надо —
Николай Иваныч Тарквемада.
Сколько зла стране вы причинили?
Сколько крови русской вы пролили?
Что ж у вас творится на душе,
Николай Иванович Фуше?
Помните, собачая порода,
Велико терпение народа,
Только и ему придет конец,
Николай Иванович Подлец!
Нет спасенья шайке
