"Всего я и теперь не понимаю" - Александр Константинович Гладков
Л.К.Гладков (Лёва). 1934. РГАЛИ
Дикого в оригинальничании, режиссерском своеволии и прочих грехах, но тоном разоблачения криминала. За всем этим чувствуется некая нервность общей обстановки. В № 1 «Театра» Б.Алперс изобличает Мейерхольда в «формализме» в постановках пьес Островского.
6 июля
Днем заставляю себя работать. Жарко.
Вечером у Доси Каминской на встрече бывших хмелевцев. Шел с интересом, а ушел со скукой: какие-то все неинтересные. Живут только своими делишками и притом крохотными. Хмелев недавно вступил в партию. Еще неизвестно: будут ли слиты студия Хмелева и ермоловская студия? <...>
Сообщено, что закончился новый пленум ЦК, где утверждено положение о выборах. По слухам, говорили опять и о бдительности...
7 июля
<...> Слухи. Арестован директор филармонии Кулябко, который был близким другом Тухачевского и его рекомендовал в партию. Объявлен врагом народа секретарь парткома Театра им. Вахтангова, человек с восточной фамилией... позабыл ее. Будто бы арестован знаменитый Бела Кун, когда-то вместе с Землячкой проводивший жестокие репрессии в Крыму и теперь сам попавший в их колесо. У него лично всегда была недобрая слава, но сейчас и «злые» и «добрые» (как Енукидзе, например) — все в одной куче. Анатоль Гидаш25 женат на его дочери и у него партийные неприятности. Рассказы об арестах в провинции ссыльных меньшевиков, правых и левых эсеров, анархистов и др.
9 июля
<...> «Правда» пишет о вредительстве на киевском радио: будто бы в прошлом году после чтения приговора Зиновьеву и Каменеву исполнялась траурная музыка, а при передаче приговора группе Тухачевского радио было совсем выключено. Может быть, это все случайные накладки-совпадения, но теперь всякое лыко в строку и кто-то сводит счеты и убирает недругов.
13 июля
Встретил В.Е.Рафаловича. Он рассказал подробности об аресте Аркадьева. Рафалович — завлит МХТа. М.П.Аркадьев был снят совершенно неожиданно еще в начале июня. Никто ничего не ждал. Вечером Рафалович был в театре, и вдруг начались звонки. Немирович-Данченко и другие искали Аркадьева. Срочное дело. Вдруг вошел в кабинет, где сидел Рафалович, М.П.Аркадьев, взял какие-то папки и ушел. После М.П. говорил, что Керженцев зовет его своим заместителем. Москвин, Хмелев жалели об уходе М.П. и думали хлопотать об его возвращении. Еще дней через 10, накануне отъезда М.П. в Кисловодск, к нему вечером сговорились придти Рафалович и Радомысленский. Они пришли врозь. Когда в подъезд вошел Рафалович, из лифта вышел смертельно бледный Веня и сказал, что он пришел пять минут назад, а перед этим М.П. вышел купить пирожных и его взяли прямо на улице и пришли потом с обыском, приказав всем посторонним уйти. А на другой день к кисловодскому поезду приехали с цветами провожать М.П.Хмелев и другие актеры, еще ничего не знавшие. Рафалович из страха никому ничего не сказал 26.
Еще он рассказывает о близости Б. к Е-ву <Бабеля к Ежову? — С.Ш.>. Не знаю уж, почему В.Е. так со мной откровенничает: наверно, просто нужно выговориться, а я человек сторонний. В.Е. человечек неважный, впрочем, не хуже многих.
14 июля
<...> В одиннадцать тридцать вечера по радио передали, что самолет Громова сел вблизи Лос Анжелеса.
Генерал Лукач (Матэ Залка) и Энрике Листер на Гвадалахарском фронте. Испания. 1937
Вчера на Красной площади был спортивный парад. Сталин стоял на трибуне мавзолея.
Говорят, что убитый недавно в Испании генерал Лукач — это наш общий знакомый, круглый и веселый добряк Мате Залка27, так примелькавшийся по коридорам Дома Герцена и всевозможным заседаниям.
Из разных рассказов. В парторганизации учреждения, где посадили начальника, на собрании секретарь парткома предложил исключить из партии б. секретаря арестованного. Мотивировка — «за связь с врагами народа». Никто не решается возразить. Но приятель секретаря просит слова и говорит, что он считает это правильным, но у него есть еще предложение — исключить с той же мотивировкой К. (секретаря парткома), который тоже долгие годы сотрудничал с ним по работе, негодяя и рептилию, вероятно, одного из виновников ареста начальника. Тоже все согласны. Исключают единогласно обоих. К. поражен: механизм сработал против него. Это его погубило: вскоре посадили и его по зловещей непреодолимой инерции.
В Москве в поисках объяснения множеству арестов рассказывают, как нечто достоверное, странную легенду о том, что будто бы Лаваль28 или французская разведка передали Сталину список в 2 тысячи имен немецких шпионов в СССР. Я это слышал уже не раз. Но арестовано уже куда больше, да и сомнительно, чтобы крайне правый Лаваль или кто-либо по его поручению стал делать подобные услуги коммунистическому государству. Но такая неглупая женщина, как К.Н.Виноградская, например, в это абсолютно верит.
Зачем я все это слушаю и записываю? Наверно, по тому же психологическому закону, по которому тянет заглянуть в пропасть...
16 июля
Сегодня ночью взяли брата Лёву. Вернее, увезли его уже утром, в половине десятого. Были отец и я. Вчера он вернулся поздно, усталый. Мы поговорили в нижней комнате, и он поднялся к себе спать. Около трех позвонили: «Проверка документов». Двое военных, дворник и управдом Ольга Владимировна Брюль. Я показал паспорт. Мне его вернули. Разбудил еле-еле Льва. У него взяли паспорт и показали ордер. Обыск длился всю ночь, хотя был очень бестолковым. Взяли мешок его бумаг и какие-то книги. Несколько томов Л.Д.Т<роцкого> даже не заметили. Пока звонили куда-то и просили прислать машину, отец догадался приготовить яичницу. Лёва съел ее и ушел с ними, в сером плаще и брезентовых туфлях. Не догадались посоветовать ему переобуться. Уехала машина. Сидим с отцом молча. Через полчаса приехала с дачи мама. Это избавило меня от того, чтобы везти им в Загорянку страшную весть.
Мои бумаги не посмотрели. Лёва был растерян и как-то очень грустен. Ему разрешили написать мне доверенность на его гонорар в «Новом мире» и «Литературной учебе», сказав со смешком: «Пригодится передачи делать!» Грубы эти люди не были, скорее равнодушны. Машина пришла на Малый Знаменский, но мне не позволили проводить его до нее. Смотрел в окно, как его уводили. Мы обнялись и расцеловались в квартире.
Тяжело было сидеть с матерью и отцом, и надо было предупредить друзей. Я позвонил Вовке Лободе, и мы назначили встречу на площади Свердлова. Я пошел пешком. Он меня уже ожидал. Рассказал ему. Оба




