Украина против Донбасса. Война идентичностей - Евгений Вадимович Рябинин
– Как Вы объясните тот факт, что новая власть не спешила применять силу против протестующих в Донецке, как это произошло в Харькове или Одессе?
– В ночь с 6 на 7 апреля, когда в третий раз и уже окончательный взяли здание ОГА и здание СБУ, там были активисты и впервые в руки попало оружие, небольшое количество, около 70 единиц – 20 пистолетов и 50 автоматов Калашникова. Нам сочувствовали военные, и они сказали, что был план атаки, должны были атаковать спецподразделение «Альфа» и СБУ, «Правый сектор» и внутренние войска, но донецкая «Альфа» отказалась принимать участие в штурме, и эта идея не заладилась. Сравнивая события в ДНР и ЛНР, нужно сказать, что в Луганске больше было оружия, но они были менее активны политически – ДНР провозглашена 7 апреля, ЛНР – 27 апреля. К нам приезжали делегаты из Луганска на первый антифашистский съезд, мы общались с ними и мы рекомендовали им следовать революционным направлениям, передали документы. На штурм власть не пошла, наверное, и потому, что люди успели вооружиться. Многие участники донецкого подразделения «Альфа» и СБУ перешли на сторону ополчения. Власть на Украине была непрочной, они легитимацию провели только майскими выборами. С февраля по май особенно на Юго-Востоке они чувствовали себя неуверенно. Они сами подорвали государственность, и им нужно было время, чтобы укрепить власть. Также спутал карты отряд, который вошел в Славянск, они усилили ополчение города и после этого началась другая фаза «Русской весны». Они ничего не могли сделать, хотя против него был брошен ПС, Нацгвардия. Власть просто провисла на Донбассе, и многие были не согласны с тем, что произошло в Киеве, и многие просто уходили, чтобы пересидеть этот период.
– Можно сказать, что если бы не Губарев, Захарченко, Моторола, Гиви и другие, то сопротивление не получилось бы?
– О роли личности в истории историки рассуждают уже на протяжении столетий. Все, кого Вы перечислили, очень яркие личности, и все это частные случаи, они почувствовали момент, народ их выдвинул. Губарев успел разбудить Донбасс с 1 по 6 марта. Ситуация на Донбассе также была разогрета Майданом, это была реакция на бездействие властей, порядка не было. Люди ждали какой-то реакции власти, а власть просто слилась. Кернес, Добкин, Шишацкий говорили о том, что никаких фашистов в Харькове и Донецке не будет, а потом заявили, что победителей не судят, и готовы были сотрудничать с новой властью, откровенное предательство. Республика зарождалась с митингов, а на митингах выступают обычно личности, поэтому народ и выдвигал личностей. Народ структурируется через группы, и они идут уже за лидером.
– Что Вас заставило принять активное участие в событиях, ведь Вы понимали, что за Вами могут также прийти?
– Да, это был осознанный риск. Когда арестовали Губарева и я стал выступать от Народного ополчения Донбасса вместо него, я понимал, что могу быть следующим, но было понимание исторического момента, и была ситуация «пан или пропал»: или мы побеждаем, или нас всех пакуют и побеждает Майдан, как это произошло в Одессе и Харькове. У нас было больше поддержки, и мы смогли отстоять, а там задавили. У нас было желание противостоять тому, что происходило в Киеве. До этого у меня был небольшой опыт работы в общественных организациях, был опыт противодействия «оранжевому» Майдану в 2004 г., публиковал статьи в местной прессе, такая была у меня гражданская позиция. Было чувство, что это была точка бифуркации, и это осознание приводило людей на митинги.
– Каково жить в состоянии постоянно страха, ведь Донецк обстреливается с 2014 г. Насколько тяжело психологически?
– Были разные фазы, активная фаза была летом 2014 г. и зимой 2015-го. Было страшно, первые обстрелы, теракты, в нас стреляли на объездной какие-то люди в масках. Запомнилось сочетание мирной жизни и военного времени – заходишь в магазин, видишь лежат торты, пирожные, а за пределами магазина идет война, какая-то параллельная реальность. И через несколько дней в этот магазин прилетает снаряд, погибают люди, рядом в машину прилетело, и вся семья сгорела. С началом СВО, конечно, чаще начали обстреливать, в конце 2022-го и в начале 2023-го стали целые пакеты «Градов» выкладывать по городу. Привыкаешь со временем. И как-то быстро забывается, срабатывает психологический компенсационный механизм, состояние эмоционального переживания, идет выброс адреналина, и быстро притупляется, нет остроты воспоминаний.
– В 99 % случаев обстрелы Донецка осуществлялись по гражданской инфраструктуре, часто по остановкам общественного транспорта, на которых люди стояли в ожидании троллейбусов и автобусов. Как объяснить это зверское поведение?
– Это обычный фактор запугивания. У нас есть крытый рынок, так вот его обстреливали по два-три раза в неделю стабильно, и разлет снарядов идет от парка Комсомола и до площади Ленина – это террористические обстрелы. В апреле 2014-го были пролеты самолетов на низкой высоте над зданием ОГА, это также фактор запугивания, им нужно было повлиять на людей, показать им, мол, вы не в безопасности, вас никто не может защитить. Таким образом, в воздухе витает постоянная тревожность, чувство небезопасности. Такие подходы разрабатываются западными спецслужбами. Если раньше они точечно выдергивали лидеров общественного мнения, то теперь создается массовый психоз. Это терроризм чистой воды, киевский режим – это террористический режим, и все государство выполняет террористические функции.
– Вы живете в состоянии войны с 2014 г. в более активной фазе, чем весь остальной Донбасс и Россия. Что для Вас война, как Вы ее понимаете?
– Война – это многомерное явление, много составляющих: это и продолжение политики другими методами, и человеческие судьбы, и героизм, то, чего в мирной жизни люди пытаются избежать. Война – это когда грань перейдена и нет другого выхода между двумя группами. В нашем случае Киев провоцировал эту ситуацию, пытались задавить, пока нет особых сил, что получилось в Одессе и Харькове. У нас было сопротивление, были варианты урегулирования в рамках Минского процесса, но пришел Зеленский, и Украина начала брать нас в клещи, захватывать поселки в серой зоне, начали провоцировать реакцию России.
Есть войны агрессивные, есть освободительные. Так вот, наша война – она национально-освободительная, гражданская, со стороны Украины –
