Триумфы и трагедии ХХ века - Никита Андреевич Исанов
Однако ленинградцы в блокадном городе не могли расслабиться ни на минуту. Голод не отступал. Что зимой, что летом очень сильно хотелось есть. В блокадном городе вообще редко говорили о чем-то, кроме еды. В воспоминаниях Татьяны Фабрициевой значится:
«В декабре 1941 года нормы выдачи хлеба опять урезали: на детскую карточку давали 100 граммов, на рабочую 300, служащим 250. Варили студень из столярного клея, придумывали что-то еще».
Алиментарная дистрофия, цинга, кишечные заболевания, туберкулез – от этих болезней по-прежнему умирали тысячи жителей города. Чуть меньше чем через месяц после смерти Леки Таня Савичева напишет:
«Дядя Вася умер в 13 апр 2 ч ночь 1942 г», а еще через месяц: «Дядя Леша 10 мая в 4 ч дня 1942 г».
В июне 1941 года дяде Васе, которого Таня очень любила, исполнилось 56 лет. Дяде Леше было 71. Они оба хотели уйти на фронт, но никого не взяли. Помогали в Ленинграде. Савичевы строили баррикады, рыли траншеи, дежурили на крышах и чердаках. В общем, чем могли. Таню родные дядьки очень любили, называли «маленькой» – это было ее прозвище в семье. И как же теперь не хотелось открывать блокнот. Они отныне навсегда там, на страницах ее маленькой ужасающей летописи. Смотреть на эти страницы было очень больно. А спустя всего три дня после смерти дяди Леши умерла и мама, самый любимый и близкий человек Тани. Она мужественно взяла блокнот и записала:
«Мама в 13 мая в 7:30 час утра 1942 г».
Таня не пишет слово «умерла», как такое вообще можно написать про маму. Она словно специально его пропускает. Но что творилось в душе это маленькой девочки. Она осталась совсем одна…
Ленинградцы везут на санках тела умерших
Последние записанные ею в блокноте строчки были такими:
«Савичевы умерли». «Умерли все». «Осталась одна Таня».
Кажется, по силе эмоционального воздействия нет ничего страшнее дневника Тани Савичевой. Неизвестно ничего Тане только о брате Мише и сестре Нине. Где они? Что с ними? Давно никаких вестей…
Ленинград во время блокады, 1942
15 марта 1942 года студентка медицинского института Лидия Судина записала:
«Как хочется плакать, плакать и плакать. Как тяжело на душе. Давно у меня такого подавленного настроения не было. Надоело все и даже надоело жить. Какая это жизнь, если изо дня в день твой желудок все пустеет, а пополнить его нечем. Хорошего впереди не предвидится. Все голод и голод, народ все умирает. Саночки с трупами с утра до вечера тянутся цепочкой по улицам. Население Ленинграда заметно уменьшилось. Умерло уже около 2 миллионов. Сегодня зашла к Варе [подруга Лидии Ефимовны]. У нее вчера умер отец. Теперь даже не похоронить по-человечески. Вот они завязали его в простынь и повезут на саночках до Лермонтовского проспекта, где находится контора по отправке трупов на кладбище на машинах. Удивляюсь: эта контора – кажется, государственное учреждение – запросила с них 1,5 кг хлеба и 500 рублей денег. Полная обдираловка.
Вот уже середина марта, а стоят ужасные морозы. Не похоже, что весна. Морозы достигают минус 24 градусов. Скоро ли кончатся наши мучения? Прямо настоящее хождение по мукам».
Летом 1941 года Савичевы планировали собраться в Дворищах. Там живут дяди, родные братья отца, и тетя Капа – мамина сестра. Там здорово. Всегда весело. Там, напомню, родилась Таня. После окончания третьего класса туда на все лето собирались мама с Таней, а потом и все остальные обещали взять отпуска и подтянуться. Но этого не случилось. Дворищи, которые находились под Гдовом[21], оказались на оккупированной немцами территории. Миша ушел к партизанам в лес. В январе 1944 года был тяжело ранен и отправлен на лечение в Ленинград. Вышел из госпиталя инвалидом, передвигался на костылях. Вновь уехал в Дворищи, а потом перебрался в Сланцы в Кингисеппском районе Ленинградской области и всю жизнь до смерти в 1988 году прожил там. Работал на почте.
Таня Савичева и ее старшая сестра Нина, 1938
Нина Савичева была немного старше Миши. Ей накануне войны было 22. В начале марта 1942 года ее спешно эвакуировали вместе с заводом по льду Ладожского озера на Большую землю. Сообщить об этом своим родным она не успела. Письма в блокадный город не доходили. Она вернулась в Ленинград только в 1945 году. И прожила там всю жизнь. Таня не знала, что ее старшие брат и сестра живы. И не узнала никогда.
Первые сутки Таня провела у своих знакомых Николаенко, живших в том же доме. Они похоронили маму Тани, Марию Игнатьевну. Зашили тело в серое одеяло и в двухколесной тележке перевезли за реку Смоленку. Мама ее подруги Веры, к которым и постучалась Таня, вспоминала:
«Таня пойти с нами не могла – была совсем слаба. Помню, тележка на брусчатке подпрыгивала, особенно когда шли по Малому проспекту. Завернутое в одеяло тело клонилось набок, и я его поддерживала. За мостом через Смоленку находился огромный ангар. Туда свозили трупы со всего Васильевского острова. Мы занесли туда тело и оставили. Помню, там была гора трупов. Когда туда вошли, раздался жуткий стон. Это из горла кого-то из мертвых выходил воздух… Мне стало очень страшно».
Долго у своих знакомых Таня Савичева не задержалась. Отправилась к тете Дусе, жившей на Лафонской улице[22]. Для изнеможенной Тани этот путь был совсем не простым. Предстояло с Васильевского острова дойти почти до Смольного. Евдокия Арсеньева – племянница Таниной бабушки – жила в коммунальной квартире. Женщина совсем не приветливая, сказывалась тяжелая судьба. В детстве вместе с родной сестрой остались сиротами, их разлучили и Дусю отправили воспитываться к чужим людям в деревню. Когда выросла, Евдокия вернулась в родной город и работала на слюдяной фабрике. Сильно сомневаюсь, что тетя Дуся была рада видеть обессиленную Таню. Несмотря на то что она и взяла над ней опекунство, положение девочки не стало лучше. Уходя на работу и пропадая там до глубокой ночи, родственница выставляла Таню за порог, и та вынуждена была болтаться целый день без дела на улице. Часто Таня, желая поспать, засыпала на лестнице, где ее и находила вернувшаяся с завода тетя. Есть такая поговорка: «Нашему самовару двоюродный подсвечник». Вот Таня и была
