Серийный убийца: портрет в интерьере - Александр Михайлович Люксембург
С самого детства я не был одарен ростом, силой, умом. Воспитывали меня улица и тюрьма всю жизнь, и это надо помнить, чтобы лучше понять меня. И потому не удивителен для вас тот факт, что я носил всегда и всюду в кармане нож, или отвертку, опасную бритву или прут в рукаве или за поясом, цепь или трос и т. п. Если у меня в силу каких-то причин не было с собой ножа или еще чего-нибудь, то я чувствовал себя плохо и болезненно, неуверенно, во мне преобладал какой-то страх.
Итак, необходимо отметить, что Муханкин уже годами постоянно носил с собой оружие. Конечно, для той криминальной среды, к которой он принадлежал, в этом нет ничего удивительного или необыкновенного, хотя не каждый берет с собой на всякую прогулку стальной прут или заточенную отвертку. Тот, кто никогда не расстается с подобными небезопасными предметами, наверняка знает (хотя бы теоретически), каким образом можно их применить. Муханкин, как мы поняли, обладал достаточно развитым воображением, и его фантазии представляли собой смесь садистски окрашенных эротических действий с неприкрытым насилием над личностью. Вот почему можно представить себе, для каких надобностей использовались в его фантазиях отвертка или прут. В контексте последующих событий их роль еще более прояснится.
В то время, в 1979 году, я носил в кармане отвертку. С ней я не расставался ни на день. А в тот вечер я носил её в руках, завернутую в газету. И когда эта тень, этот человек ударил меня кулаком по голове в парке культуры, я уже не соображал, в каком месте и где нахожусь. Молниеносно я ударил отверткой в того, кто ударил меня, и отпрыгнул в сторону. Когда же я пришёл в себя, то увидел перед собой какого-то мужчину: он лежал на земле и не двигался. Я услышал, как кто-то кричит: «Наших бьют», и топот ног, а потом увидел, как на лежачего набросились те парни, с которыми я только что попрощался. Я увидел, что они бьют этого мужчину ногами, и крикнул, что я его, наверное, зарезал, убил. И тогда парни кинулись бежать прочь. Проезжая, машина краем осветила убегающих, и они кинулись в другую сторону с криками: «Атас! Менты!» Я все же успел схватить одного из тех парней (им оказался Гусь) и сказал ему, что этого человека нужно отнести в ДК и вызвать «скорую» и милицию. «Не бойся», — сказал я ему, — не выдам, но нужно скорее этого человека отнести в ДК «Юность».
Отнесли. Кто-то из работников ДК вызвал по телефону и «скорую», и милицию, а меня Гусь потащил в туалет руки мыть. Когда мы с Гусем вышли в фойе, то «скорая» и милиция были на месте. Я врачу показал на животе у мужчины рану и хотел остаться для выяснения дела, но Гусь, видя моё ненормальное состояние, увёл меня из ДК. По дороге домой Гусь мне внушал, чтобы я в ДК и вообще в город не высовывался в целях безопасности. Также Гусь мне рассказал о том, что, пока мы с ним бегали за хлебом, его друзья (Однойко, Косой и Фрол) этого мужика, который предлагал им вылить у входа в ДК, ограбили в туалете и оглушили.
На том и расстались мы с Гусем. Я пошёл убитый домой. В моей жизни это была первая жертва при нелепом стечении обстоятельств.
Интересная, кстати, деталь: Муханкин пришёл «убитый» домой. Любой профессиональный психолог (а тем более психоаналитик) не упустил бы случая прокомментировать ту скрытую психологическую подоплеку, которая объясняет несколько странную в данном случае оговорку.
Но существеннее другое. Подвыпивший П. стал первым объектом нападения Муханкина. Было ли стечение обстоятельств таким, каким его представил нам «мемуарист» или каким оно выглядит по описанию из решения суда, судить трудно. Все непосредственные участники событий были заинтересованы в том, чтобы предложить следствию отредактированную их версию, а третьи лица при этом не присутствовали. Вполне возможно, что намерения напасть конкретно на П. у Муханкина действительно не было. Было, впрочем, другое: агрессия, которая все накапливалась и накапливалась, не получая выхода; садистские и некрофильские фантазии, в которых он уже не раз мысленно проделывал самые изощренные манипуляции с человеческими телами; глубинная ненависть к женщинам, мешавшая получению адекватного удовлетворения половым путем; заменявшие это естественное удовлетворение специфичные его формы, вызываемые садистскими и некрофильскими фантазиями, которые, видимо, завершались оргазмом (возможно, после мастурбации). При таком внутреннем разладе не случайно, что из всей компании именно Муханкин, а не кто-либо другой, напал на П. Время жертвы настало.
Что же испытал «убитый» Муханкин после того, как его заточенная отвертка вонзилась в живот П.? Безусловно, сильнейшее потрясение. Ведь одно дело фантазировать, а другое — реализовать свою фантазию. Разрядка от реальной агрессивной акции ощущалась несопоставимо сильнее, чем после самой детализированной фантазии. Фантазийный и реальный миры слились, тайное стало явным, и теперь уже в принципе все стало возможным. Но в этом переходе было для Муханкина и что-то сильно разочаровывающее. Так уж устроена человеческая психика (даже извращенная), что обычно фантазия привлекательнее, заманчивее, чем её конкретная реализация. Она гораздо красочнее и длится долго — даже неимоверно долго. Фантазирующий может остановить мгновение и наслаждаться каждой деталью, увеличенной до фантастически-грандиозных размеров объективом его воображения, а затем неспешно двинуться дальше, вновь приостановиться и, насытившись любованием очередной детали, еще одной частностью, продолжить движение вперед, все больше и больше оттягивая развязку. Воображение увлеченного фантазией человека способно заново моделировать ситуацию, переживая в который раз возникающие один за другим повторы.
Поскольку стремление к чему-либо гораздо привлекательнее для человека, чем достижение и обладание, такое малопродуктивное в целом занятие, как фантазирование, может длиться часами, ибо фантазирующий всячески тормозит достижение результата, чтобы впитать в себя, просмаковать, оценить и взвесить каждую мельчайшую деталь конструируемой воображением ситуации. В чем-то сходными, наверное, могут быть ощущения современного находящегося во власти магии компьютерных игр индивида, который застывает на многие часы перед экраном дисплея и точно так же мечтает о том, чтобы игра никогда не завершилась. Разница, пожалуй, лишь в том, что игрок-компьютероман гораздо более суетлив, он должен оперативно реагировать на смену изображения, следовать тем или иным командам, нажимать в соответствующий момент на те или иные кнопки. Ритм его действий и переживаний задается программой, он почти не зависит от собственных переживаний и ощущений.
Иное дело — фантазирующий
