Серийный убийца: портрет в интерьере (СИ) - Люксембург Александр Михайлович
Помню, случай был на работе. Мне какую-то подлость сделал Вася Петруньков из моего отряда. Меня наказали жестоко, а тем временем мы укладывали доски в штабеля на улице, и в конце дня нужно было как-то слазить со штабелей на землю, а высота примерно до балкона второго этажа. Решили спрыгивать на ветку соседнего дерева и оттуда на землю. Настала очередь Васи прыгать. Я подошёл по штабелю досок к ветке и, когда он прыгнул, я её отодвинул, и Вася, промахнувшись, полетел на сухую землю и поломал руку. Я слез на землю и вижу: рука переломана. Взял и дернул её и, повернувшись к пацанам, хоть они и здоровее меня были, сказал, что если меня кто выдаст, то среди ночи всех вырежу как собак и сам себя убью.
Мое дело сказать, а там сами думайте, правду я сказал или нет. И меня никто не выдал: бояться стали. Меня уже считали все маленькой мразью и говорили за глаза, что я чокнутый на всю голову. Пацаны постарше, из других отрядов, говорили, что я такой маленький и дерзкий гад и бить меня бесполезно и страшно, еще действительно проткнет чем-нибудь.
Впрочем, создается впечатление, что Муханкин несколько преувеличивает свои подвиги. Так, из текста видно, что он по-прежнему моет умывальники, начищает краны и выполняет другую черную работу, характерную для низших каст неформальной иерархии. Отметим и такое его сообщение:
В 1975 году, помню, до того довели меня все, что я не хотел жить. Отказ от еды был. Вскоре я взял да и затянул на шее полотенце, и больше ничего не помню. Еле-еле откачали. Вот потом мне было плохо возвращаться к жизни!
Итак, опыт пребывания Владимира Муханкина в спецшколе был исключительно негативным, и в этом нет ничего удивительного. То, что он испытал в Ростовской спецшколе, связано, вероятно, не с какими-либо её специфическими отрицательными особенностями, а с тем общим, заведенным когда-то в эпоху расцвета сталинского ГУЛАГа порядком вещей, который в ряде значительных аспектов сохранился в исправительно-трудовых учреждениях.
Конечно, коль скоро существует преступность, обществу всегда будет необходимо существование специального института карательно-воспитательного типа, в котором бы изолировались социально опасные подростки и предпринимались попытки воздействовать на их мировосприятие, отвлечь их от преступных и асоциальных пристрастий, заставить задуматься о своем образе жизни и попытаться привить им нравственные и духовные ценности.
Однако эта задача, хорошо выглядящая в теории, на практике приводит к весьма плачевным результатам. Одна из причин этого связана, видимо, с тем непреложным фактом, от которого нам так или иначе не дано уйти: ведь всякая колония или спецшкола — это закрытая система, где в принудительном порядке в замкнутом пространстве собрано большое количество молодых людей, которые объединены в глазах окружающих общим для всех них одинаковым статусом преступника, человека, неодобряемого обществом, чувствующего себя изгоем.
К тому же все они болезненно реагируют на возникшую ситуацию изоляции, сочетающуюся с постоянным принуждением, исходящим от администрации, различного рода правилами и нормами, которые они обязаны неукоснительно соблюдать и невыполнение которых связано с различного рода наказаниями. Ограничения свободы вообще неприемлемы для большинства людей, поскольку стремление к свободе органически присуще каждому индивиду. Тем более болезненно реагируют на него рано повзрослевшие подростки, привыкшие в условиях безотцовщины к вольготному образу жизни и реально не считающиеся с привычными для большинства их сверстников родительскими указаниями. Мы, например, уже имеем определённое представление о бродяжничестве Владимира, о его скитаниях по лесополосам, оврагам и кладбищам, о первых воровских набегах, принудивших его делать ставку на собственную ловкость и ни во что не ставить некогда священное право собственности, давно низведенное до чего-то весьма малозначимого в масштабах всего советского государства. И потому нам относительно нетрудно умозрительно представить себе, каким образом он и ему подобные должны реагировать в непривычных обстоятельствах полного ограничения какой-либо личной инициативы и любых способов самовыражения.
Ситуация изоляции человека вообще, а тем более принудительной, как давно поняли психологи, нередко приводит к возникновению отрицательных эмоций, неврозов, психических срывов, росту агрессии и различного рода выходкам, и это может выливаться и в нарушения режима содержания, и в посягательства на жизнь, здоровье и личное достоинство других осужденных и представителей администрации, и даже в действия, направленные на самого себя (так называемая аутоагрессия).
Положение заключенного осваивается молодыми правонарушителями в тот период их развития, когда вступает в ключевую фазу их половое созревание, и это также автоматически влечет за собой пагубные последствия. Пребывание в исключительно однополой среде подталкивает к сексуальным экспериментам гомосексуального характера, не обязательно предопределённого общей сексуальной ориентацией личности. В большинстве случаев гомосексуальные акты происходят не на основе взаимного согласия, а становятся следствием насилия над личностью и сопровождаются сильными психическими травмами, которые деформируют мировосприятие ребенка на долгие годы, и по выходе из спецучреждения его антисоциальная активность способна еще более возрасти. Насилие против личности, к которому подросток привыкает в условиях колонии и которое становится для него естественной формой существования, превращается и в естественный аспект его будущей жизни. (Если там это было позволено по отношению к нему, то почему, тут, в большом мире, это не может быть дозволено ему в отношении других?) К тому же не будем списывать со счетов и фактор ожесточения, то, что гомосексуальный контакт обычно прилюден и лишен в местах заключения какой-либо интимности, то, что он выглядит чаще не как радостное событие, а как своего рода кара, — это, конечно же, не может не влиять на отношения юного правонарушителя со своими будущими половыми партнерами, кем бы они ни были — мужчинами или женщинами. Очевидно, что нашему пуританскому во многих отношениях обществу стоит задуматься над тем, какими разумными способами можно свести к минимуму сексуальные эксцессы в местах лишения свободы, особенно там, где находятся несовершеннолетние, и делаться это должно мудро, с использованием непринудительных и нелобовых методов, иначе это никогда не даст ожидаемого результата. Не надо лицемерно думать, что трудотерапия или практикуемое из-под палки обучение отвлекут здоровых молодых людей от естественной сексуальной активности, тем более, что вынужденная скученность и ограничение в передвижениях делают её практически неизбежной.
Сжатое пространство исправительно-трудовой колонии или спецшколы во многом похоже на модель большого социума. На первый взгляд, ведущей силой здесь является администрация, так как именно она ответственна за функционирование всего заведения и за поддержание в нем порядка. Однако, как и в другой жестко регламентированной организации — армии, для повседневного существования большинства индивидов важнее оказываются неформальные (внеуставные) взаимоотношения, в соответствии с которыми формируются различные категории воспитанников (заключенных). Хотя порочность подобной практики общеизвестна, реально борьба с ней почти не ведется: во-первых, потому что искоренить её практически невозможно, а во-вторых, администрации удобнее решать многие вопросы, используя специфику сложившейся иерархической структуры. Кстати, в рассказе Муханкина о порядках в спецшколе, как, безусловно, заметил читатель, присутствуют примеры такой тактики.
Общеизвестно, что в пределах иерархии исправительно-трудовых учреждений существует четыре неформальные категории лиц, отбывающих наказание. Это особо устойчиво-привилегированные («блатные», «воры», «борзые» и им подобные), устойчиво-привилегированные («пацаны»), неустойчиво-привилегированные («чушки», «приморенные пацаны») и устойчиво-непривилегированные («обиженные»). Нетрудно понять, что свой путь в местах лишения свободы Владимир начинал в лучшем случае в рамках третьей категории, скатываясь постепенно в сторону четвертой. Поясним, почему.
