Полка. История русской поэзии - Коллектив авторов -- Филология
Девять лет дон Педро Гомец,
По прозванью Лев Кастильи,
Осаждает замок Памбу,
Молоком одним питаясь.
И все войско дона Педра,
Девять тысяч кастильянцев,
Все, по данному обету,
Не касаются мясного,
Ниже хлеба не снедают;
Пьют одно лишь молоко.
Сочинения Пруткова охотно публиковали в «Современнике», «Искре», других журналах, выходили и их отдельные издания, хотя некоторые тексты целиком не увидели света до советского времени — например, «Военные афоризмы» и «Церемониал погребения тела в Бозе усопшего поручика и кавалера Фаддея Козьмича П…»:
28
Идут славянофилы и нигилисты;
У тех и у других ногти не чисты.
29
Ибо если они не сходятся в теории вероятности,
То сходятся в неопрятности.
30
И поэтому нет ничего слюнявее и плюгавее
Русского безбожия и православия.
31
На краю разверстой могилы
Имеют спорить нигилисты и славянофилы.
32
Первые утверждают, что кто умрёт,
Тот весь обращается в кислород.
33
Вторые — что он входит в небесные угодия
И делается братчиком Кирилла-Мефодия.
34
И что верные вести оттудова
Получила сама графиня Блудова.
Полное собрание сочинений Козьмы Пруткова. Типография М. М. Стасюлевича, 1894 год{102}
На русскую сатирическую традицию Прутков оказал очень большое влияние: своим предтечей его считали, например, авторы «Сатирикона» — в первую очередь Саша Чёрный, написавший даже прямой оммаж прутковскому «Юнкеру Шмидту».
Вторым изводом социального поэтического письма стала поэзия глубоко серьёзная, исполненная гражданского пафоса. За исключением собственно Некрасова, этот извод был менее влиятелен — ровно потому, что в тени Некрасова и находился. Это некоторые тексты Алексея Плещеева и Николая Огарёва — поэтов, о которых мы уже говорили в предыдущей лекции; Огарёв при этом начинал раньше Некрасова и иногда предвосхищал его находки. Это стихи Иннокентия Омулевского (1836–1883), Михаила Михайлова (1829–1865) и Ивана Гольц-Миллера (1842–1871). Вот, например, стихотворение Михайлова, революционера и сотрудника «Современника», умершего на каторге в возрасте 36 лет. Написанное в реформенном 1861 году, достаточно слабое с художественной точки зрения, оно содержит прямой революционный призыв и, разумеется, не могло быть официально опубликовано:
Мориц Леммель. Портрет Николая Огарёва. 1850-е годы{103}
О сердце скорбное народа!
Среди твоих кромешных мук
Не жди, чтоб счастье и свобода
К тебе сошли из царских рук.
Не эти ль руки заковали
Тебя в неволю и позор?
Они и плахи воздвигали,
И двигали топор.
Не царь ли век в твоей отчизне
Губил повсюду жизнь сплеча?
Иль ты забыл, что дара жизни
Не ждут от палача?
<…>
О, помни! чистый дар свободы
Назначен смелым лишь сердцам.
Её берут себе народы;
И царь нё даст ее рабам.
О, помни! не без боя злого
Твердыню зла шатнёт твой клик.
Восстань из рабства векового,
Восстань свободен и велик!
Стихи Гольц-Миллера — такие же рифмованные призывы, опирающиеся на некрасовскую просодию: «Долго ли ждать нам ту бурю желанную, / Долго ли ждать нам желанный исход? / Долго ли жизнь коротать бесталанную / В грязи безвыходной мелких невзгод? // О, поскорей бы нам в битву упорную, / В бой за права человека вступить, / О, поскорей бы порвать нам позорную / Связь с нашим прошлым — и внове зажить!» А вот Омулевский: «Спешите, честные бойцы, / На дело родины святое! / Того, что сделали отцы, / От вас потребуется вдвое…» Традиция стихотворений-прокламаций доживёт до XX века и ляжет в основу революционных гимнов («Смело, товарищи, в ногу!..» Леонида Радина, «Интернационал» в переводе Аркадия Коца).
Иван Никитин. Литография А. Мюнстера с фотографии А. Деньера. 1860-е годы{104}
Наконец, ещё одна линия, испытавшая влияние Некрасова, а отчасти развивавшаяся и независимо от него, — крестьянская поэзия. В первую очередь тут нужно назвать Ивана Никитина (1824–1861) — воронежский поэт-самоучка, получивший неоконченное духовное образование, он начинал с подражаний Алексею Кольцову: «Посмотрю на юг — / Нивы зрелые, / Что камыш густой, / Тихо движутся; / Мурава лугов / Ковром стелется, / Виноград в садах / Наливается. <…> / Уж и есть за что, / Русь могучая, / Полюбить тебя, / Назвать матерью…» («Русь», 1851). В более поздних вещах Никитин находит самостоятельный голос. Лексика этих стихотворений, обычно довольно длинных, проста, ориентирована на разговорную крестьянскую речь («Жена ямщика») или на идиллическое описание природы, как в одном из самых известных никитинских стихотворений — «Утре» (1855):
Звёзды меркнут и гаснут. В огне облака.
Белый пар по лугам расстилается.
По зеркальной воде, по кудрям лозняка
От зари алый свет разливается.
Дремлет чуткий камыш. Тишь — безлюдье вокруг.
Чуть приметна тропинка росистая.
Куст заденешь плечом — на лицо тебе вдруг
С листьев брызнет роса серебристая.
Потянул ветерок, воду морщит-рябит.
Пронеслись утки с шумом и скрылися.
Далеко-далеко колокольчик звенит.
Рыбаки в шалаше пробудилися,
Сняли сети с шестов, вёсла к лодкам несут…
А восток всё горит-разгорается.
Птички солнышка ждут, птички песни поют,
И стоит себе лес, улыбается.
Вот и солнце встаёт, из-за пашен блестит,
За морями ночлег свой покинуло,
На поля, на луга, на макушки ракит
Золотыми потоками хлынуло.
Едет пахарь с сохой, едет — песню поёт;
По плечу молодцу всё тяжёлое…
Не боли ты, душа! отдохни от забот!
Здравствуй, солнце
