Иван Тургенев. Жизнь и любовь - Полина Ребенина
До послезавтра. Надеюсь, что я дошел уже до половины моих писем и всех их будет не больше 20, или немногим больше. В ожидании счастья прижать к своим губам ваши столь любимые руки, делаю это на бумаге и желаю вам всего самого лучшего на свете».
Письмо № 11: «Theuerste Freundinn (самый дорогой друг (нем.), два первых романса: «Цветок» и «На холмах Грузии» – уже выгравированы. – Уф! – Теперь дело пойдет быстро, как уверяет меня издатель. В понедельник я представлю в Сенат мое прошение, а к концу будущей недели получу паспорт…
С нетерпением ожидаю письма из Лейпцига. Не могу сказать вам, до какой степени постоянно я думаю о вас. Мое сердце буквально тает от умиления, едва ваш милый образ – не скажу: является мне мысленно – потому что он никогда не покидает меня – но как будто приближается ко мне. Ich fühle beständig auf meinem Haupt die theure Last Ihrer lieben Hand – und bin so gliicklich zu fiihlen, dass ich Ihnen angehöre, dass ich in beständiger Anbetung vergehen möchte! Wann wird endlich die selige Minute schlagen, wo es meinen Augen gegönnt sein wird, die Ihrigen zu sehen… Mein Herz, halte aus und sei geduldig (Я чувствую постоянно на своей голове дорогую тяжесть вашей любимой руки – и так счастлив сознанием, что вам принадлежу, что желал бы раствориться в непрестанном поклонения! Когда же наконец пробьет счастливое мгновение, когда моим глазам позволено будет видеть ваши. Сердце мое, успокойся и будь терпеливым (нем.).
До понедельника, № 12. А пока – желаю вам всего самого лучшего – und ich küsse, kniend, den mir heiligen Saura Hires Kleides (и целую, коленопреклоненно, священный для меня край вашего платья (нем.)».
Письмо № 13: «Theuerste Freundinn (самый дорогой друг (нем.), я получил сразу два письма из Лейпцига, с фотографическими карточками моей милой маленькой Диди – и от всей души вас благодарю. Очень доволен, что вы не едете в Бремен; это дальнее путешествие теперь, когда еще стоят холода, вовсе мне не улыбалось, и я в тысячу раз предпочитаю знать, что вы спокойно сидите в вашем баденском гнездышке, куда я и адресую вам это письмо. – Думается мне, что в Лейпциге вы должны чувствовать себя прекрасно; публика вас любит, артисты восхищаются вами и понимают вас, возле вас добрая подруга, которая о вас заботится и, между прочим, благодаря этому стала мне еще симпатичней прежнего. Всё это радует мне сердце. Не опасайтесь, что печатание вашего альбома задержит мой отъезд: ровно через три недели, день в день (опять-таки при условии, si Dios quiere (если бог даст (исп.), я отправляюсь в путь и остановлюсь только в Баден-Бадене.
Скажите детям, что я всё еще жду от них ответа на посланное им письмо и надеюсь, что ответ этот будет с рисунками Диди. – Ведь в моем же письме были рисунки. – А еще скажите Диди, что я везу ей целую коллекцию русских сказок; среди них есть очень забавные. – Надо будет не потратить даром ни единой минуты из 5–6 дней (увы! не больше), которые я проведу в Баден-Бадене перед тем, как вернуться в Париж».
(С середины марта Тургенев уступал свою квартиру в Бадене старшей дочери Виардо Луизе, которая ждала прибавления в семействе. А сам до рождения ребенка переселялся к своей дочери в Париж. Он счастлив, что семья Виардо теперь и его семья, и всячески ее поддерживает, но сам болеет, подагра все не хочет отпустить его.)
Письмо № 14: «Дорогая и добрая госпожа Виардо, ваше письмо № 10 (в действительности оно 12‐е), помеченное Лейпцигом, 7 февраля, получено мной вчера – и хотя оно доставило мне бесконечное удовольствие, но в то же время и огорчило меня, подтвердив факт пропажи некоторых моих писем.
…Я получил письмо от Виардо вместе с коллективным посланием троих детей. – С удовольствием убедился, что в этом милом маленьком царстве всё идет отлично и что все там чувствуют себя превосходно. Луиза устроится у г-жи Анштетт с 15‐го марта! Я уверен, что там за ней будет наилучший уход и всё будет сделано для того, чтобы помочь ей пережить опасный момент… Усиленно веду переговоры относительно нового издания моих сочинений. Признаюсь, я не ожидал, что предыдущее так скоро разойдется, и постараюсь, чтобы на сей раз меня не ограбили, как тогда. Эти деньги пригодятся для свадьбы… Но будет ли она, эта свадьба?
Приходится больше сидеть дома: на холоде кашель обостряется. А впрочем, чувствую я себя превосходно. Я счастлив, что лейпцигская публика ценит и любит вас. Была ли еще когда-нибудь другая певица, которая бы в одном и том же концерте и пела и играла на фортепиано! – Здесь получают «Illustrierte Zeitung», и я слежу, чтобы не пропустить статьи, где будет речь о вас. Theuerste Freundinn (самый дорогой друг (нем.), иду за паспортом… Сообщите мне, пожалуйста, №№ полученных вами моих писем. – Угадайте, что это за старичок, фотографию которого я вам посылаю. – Он у ваших ног и посылает тысячу приветов всему вашему мирку».
(Об этой фотографии Полина Виардо писала Луи Поме: «Он прислал новую фотографию, на которую больно смотреть, настолько печально и болезненно выражение его лица». Очень нелегко Тургеневу, он путешествует полубольной, улаживает дела, хлопочет, заботы о новом семействе свалились на него, тревога за ее материальное и душевное благосостояние, всемерная поддержка Виардо в ее композиторских амбициях и печатание ее музыкальных альбомов.)
Письмо № 15: «Дорогая и добрая госпожа Виардо, я получил ваше письмо из Лейпцига с вариантами «Птички», но вам, вероятно, уже известно, что Боденштедт прислал мне полный перевод разумеется, он и пойдет. Первые шесть романсов уже полностью набраны. Иогансен клянется, что и с остальными управятся до конца будущей недели. – Я выезжаю отсюда, опять-таки если бог даст – в среду, 19 февраля / 2 марта, т. е. чуть больше чем через две недели. Никогда еще время
