Лабинцы. Побег из красной России. Последний этап Белой борьбы Кубанского Казачьего Войска - Федор Иванович Елисеев

Приезд комиссаров произвел на меня тяжелое впечатление. Я высказал офицерам полка свои мрачные мысли. И видел, что все они были не в радужном настроении. Но мы не знали – что же нам делать? Куда идти? Как спасаться? Спасаться, конечно, с полком, но не в одиночку. Мы пали духом. И появись сейчас корабли из Крыма – все двинулись бы к погрузке!

Разрушительная сила почему-то всегда сильнее созидательной. И как уговаривали эти комиссары! И конечно, действовали на исстрадавшуюся душу казака. Да и не могут ли не действовать на нее такие слова, которые они говорили, взывая к казакам: «Вас советская власть не тронет. Вы будете по-прежнему трудиться на своей земле. Вас мы даже не возьмем в Красную армию. Идите и работайте дома и живите со своими семьями спокойно».

Трагикомический случай с комиссарами

За Адлером комиссары вновь выступили перед казаками. Там были и донские части. Что произошло – не знаю. Но генерал Морозов в тюрьме в Костроме, в плену у красных, как-то сказал, отвечая на наши вопросы:

– Мерзавцы, чуть не убили нас донцы.

Появление красных комиссаров среди донцов произвело такое впечатление, какое производит красная тряпка на быка. С криками, с оскорблениями донцы ре, шили их арестовать. Генерал Морозов, в естественном порядке, активно стал на защиту «своих гостей». Донцы схватились за оружие. Комиссары и генерал Морозов бросились в лес, спрятались и какими-то путями пробрались в нейтральную зону. Оттуда Морозов телефонировал генералу Хоранову выслать к нему надежную часть, чтобы спасти их, главное, спасти комиссаров, так как в случае их гибели произойдет катастрофа, перемирие будет сорвано и красные двинутся в наступление. А каковы будут результаты этого – можно предполагать.

Генерал Хоранов обратился ко мне и просил «Федор Ивановича» выслать сотни две Лабинцев на выручку «гостей». Я наотрез отказался и предупредил командиров сотен – в случае «нажима» со стороны Хоранова доложить ему, что «казаки этого не хотят».

К нашему удивлению, генерал Морозов и комиссары сами выбрались из опасности. Казакам вся эта история очень понравилась. Они и смеялись, и жалели, что комиссары выбрались живыми. Таково было настроение казаков уже перед самой капитуляцией. И появись тогда среди нас видный и авторитетный кубанский генерал с решительным характером – пошли бы многие и на авантюру.

Историческое прошлое Кубанского Войска обязывало к этому. Но для этого нужна была л и ч н о с т ь. Ее не оказалось среди кубанского генералитета. Достойных было много, но великих не было. Вот почему и погибла в мучениях Кубанская армия.

Красные решили действовать. В эту же ночь на 22 апреля из Хосты от генерала Морозова получено следующее распоряжение:

«Завтра, 22 апреля, на Грузинскую границу пройдет батальон красной армии для занятия постов. Приказываю всем гг. офицерам и казакам снять все внешние воинские отличия (погоны) Вооруженных Сил Юга России, во избежание инцидентов при проходе красной армии. Разрешается не снимать только боевые ордена Великой войны.

Кроме того, приказываю: все оружие – пушки, пулеметы, винтовки и револьверы сложить в порядке у шоссе – винтовки в козлы, а пушки и пулеметы в один ряд. И возле них не быть казакам. Холодное оружие оставить при казаках, а гг. офицерам оставить и револьверы».

– Ну вот и конец, – сказали мы, прочитав это. Конец всему. А пароходов из Крыма так и нет.

Настало утро 22 апреля. Стояла дивная весенняя погода. Было так тепло и радостно в природе! Так хотелось жить!.. Но вместо жизни нам преподносился смертельный яд.

Я уже не вышел к своему храброму 1-му Лабинскому полку смотреть на самое позорное явление в жизни армии – сдачу оружия противнику без боя, и смотреть и знать, кто и как снимает с себя погоны.

Я совершенно не знал и не знаю – что и как происходило в полках в самом Адлере и за Адлером. Но в нашем 2-м Кубанском конном корпусе все происходило спокойно. Правда, с угрызениями совести, с внутренней стыдливостью перед каждым, с полным сознанием, что происходит что-то большое, мало еще понятное для нас, но безусловно – что-то с т р а ш н о е.

Конный разъезд и батальон красных

Было 10 часов утра 22 апреля. Я устал думать о нашем общем горе. Чтобы отвлечься – верхом, в выцветшей рубашке-бешмете под черкеску, выехал на север от полка. С бугра вижу на шоссе большую группу пеших казаков и посреди нее – верховых лошадей. В этой толпе чувствуется какое-то оживление. Заинтересовавшись, спускаюсь вниз и выхожу к шоссе. И через головы казаков вижу красную конницу. Взвод в 25 человек, держа лошадей в поводу, был окружен казаками, весело беседующими с ними. Красноармейцы из своих сум дают казакам хлеб, и наши казаки, без всякого стеснения, жадно едят его здесь же, и говорят, и расспрашивают, пытливо рассматривая своих вчерашних врагов.

Вот оно – неожиданное появление. Вот оно – «братание» и воочию «голод не тетка».

«Конец!.. – думаю. – Конец пришел по-настоящему и фактически. Уже сейчас казаков не заставить слушаться своих офицеров – «бить красных». Они уже соединились и побратались. Они все говорят не только что «одним русским языком», но они уже говорят «одним солдатским языком».

Везде, во всех армиях мира, есть две категории военнослужащих – офицеры и солдаты. И каждая из этих категорий, встретившись, говорит на одном и том же, им понятном «корпоративном языке» – офицеры с офицерами, а солдаты с солдатами. Вот этак было и здесь.

Остановившись поблизости, опустил повод уздечки, дал своей исхудавшей кобылице «вольную стойку», перебросил правую ногу через переднюю луку, склонился к шее лошади и смотрю на эту картину. Я не хотел, чтобы они видели бы во мне офицера и «переменились бы» в позах, в разговорах. Я хотел видеть их «естественными» и послушать, о чем они говорят? Конечно, рассматриваю, первым долгом, красноармейцев. Смотрю и вижу, что наших делегатов в Сочи они обманули.

Передо мной стоят рослые кавалеристы. Они одеты очень прилично, во все защитное. Вооружены карабинами, шашками. Все при шпорах. Это их «низ».

А вот их «верх». Они все те же революционные большевики 1918 года. Фуражки хулигански и ухарски заброшены назад. Из-под фуражек раз-вихрились целые копны волос, что придает физиономии каждого из них отталкивающий вид. В руках стеки или хлысты. На фуражках красные звезды. У некоторых околыши фуражек обвиты красными лентами. И у всех на