Гюстав Курбе - Герстл Мак
Кастаньяри предложил ход, который мог бы оттянуть судебное преследование против Курбе: обвинить другого бывшего члена Коммуны, который бежал в Америку и был недосягаем для французского правительства. 21 июля Курбе ответил ему из Мезьера: «Вы советуете мне обвинить Растуля [в разрушении колонны]. Почему именно его, а не многих других? Вы отвечаете: потому что он в Калифорнии, а это даст мне отсрочку на полгода. Я с радостью сделал бы это, будь я уверен, что мне не изберут мерой пресечения содержание под стражей. Но так как правительство способно на все, я не знаю, что и сказать; эта оттяжка на полгода может оказаться бумерангом, который принесет мне дополнительные полгода тюрьмы или ссылки. Тем не менее оставляю решение за Вами. Мои родные и я очень хотели бы пользоваться Вашими советами во время процесса: Вы единственный человек в Париже, который хорошо меня знает… Я действительно болен, у меня плохо с печенью, и начинается водянка, так что я решил съездить на воды в Виши, откуда сразу же Вам напишу. Поступайте как сочтете нужным, Вы ведь знаете мою неосведомленность в таких делах»[456].
Когда Курбе писал это письмо, он уже окончательно решил бежать и тщательно разработал план бегства в Швейцарию. 20 июля он написал Лидии Жоликлер: «Пришло время ехать; преследования ужесточаются и кончатся ссылкой. Если суд — а все подтверждает это — решил взыскать с меня 250 000 франков, со мной будет покончено. Теперь вопрос сводится к одному: как половчей покинуть Францию, потому что проигрыш дела — это либо пять лет тюрьмы, либо тридцать лет изгнания, если я не заплачу. Поэтому мы с М. О. [Марселем Ординером] поедем в Ла-Врин, куда прибудем в среду к пяти вечера: мы рассчитываем, что Вы встретите нас там в закрытой коляске — либо Жоликлер, либо доктор [доктор Поль Жендр, знакомый из Понтарлье], либо г-н Пийо — и отвезете прямо в Ле-Верьер [швейцарская деревня километрах в двух от границы], где мы пообедаем. Все должно быть сделано в полной тайне, поэтому мы рассчитываем на одного из вас, не ожидая Вашего ответа. Нельзя терять времени: суд состоится в четверг»[457]. Это судебное заседание было, видимо, посвящено ознакомлению с делом, так как суд вынес определение лишь в следующем году.
В среду 23 июля 1873 года Курбе в последний раз позавтракал во Флаже с отцом, Зели и Жюльеттой. В два часа он вместе с Марселем Ординером уехал, а в пять добрался до Ла-Врин — крохотной деревушки на перекрестке шоссе Безансон — Понтарлье. Там они перекусили на постоялом дворе «Приют путешественников», принадлежавшем тогда Жюлю Сезару Фернье, а теперь — его дочери г-же Маргерите Карре. Их ждала закрытая коляска, но вместо того чтобы послать мужа или кого-нибудь из друзей, Лидия Жоликлер явилась на свидание сама. Миновав окраины Понтарлье, экипаж со своими пассажирами пересек границу Швейцарии. В эту ночь Курбе с Марселем ночевали во Флерье, километрах в девяти за Ле-Верьером.
Глава 31
«Тихая пристань»
Во Флерье Курбе поселился в доме г-жи Шопфер на улице Промышленности, 16. Он еще не чувствовал себя в полной безопасности: от Флерье слишком близко до границы. В поисках постоянного места жительства он объезжает один швейцарский город за другим — Невшатель, Фрибур, Лозанну. Ему приглянулся Веве на восточном берегу Женевского озера, и он, вероятно, осел бы там, если бы некоторые жители — возможно, по наущению тайного агента французского правительства — не выказали неприкрытой враждебности к чужаку с репутацией опасного революционера.
Поколебавшись несколько недель, Курбе поселился на берегу озера в городке Тур-де-Пельс, где он сначала жил в доме местного пастора Дюлона, надеясь, что безупречная репутация квартирохозяина смягчит соседей, но прикрытие, которое обещала гостю добропорядочность пастора, не компенсировало, по мнению художника, скудость его стола. Курбе перебрался в пансион Бельвю, а затем в кафе «Центральное», принадлежавшее некоему Бюдри — «человеку атлетического сложения, бывшему мяснику, который держал на расстоянии всех, кто дерзнул бы досаждать художнику…»[458]. Бюдри также помог Курбе спрятать картины, отправленные им в Швейцарию, от назойливых глаз французских агентов, которые могли бы попытаться их конфисковать. В одной из огромных винных бочек Бюдри соорудил тайник, куда Курбе засунул скатанные в трубку полотна. В другой части бочки осталось несколько десятков литров вина, так что стоило открыть кран, как жидкость начинала течь, и все подозрения отпадали. Но французские агенты не появлялись, и со временем Курбе перенес картины к себе в мастерскую, где и выставил напоказ.
В конце 1873 года он снял рыбачий домик на улице Бур-Дессу, 9, который раньше был таверной под вывеской «Тихая пристань». Название это понравилось художнику, и он решил его сохранить. «Тихая пристань» стала его жилищем на все четыре последних года жизни. Это было длинное одноэтажное строение, торцовой стороной выходившее на озеро. Состояло оно из кухни, спальни, столовой и большой комнаты, служившей гостиной и мастерской, где Курбе развесил свои картины и кое-каких спасенных «старых мастеров». Меблировка была скудной и дешевой: в спальне — кафельная печь и железная койка с одним матрасом; в мастерской — несколько стульев и мольбертов. С восточной стороны озера тянулся большой, затененный платанами сад, откуда открывался великолепный вид на южный берег и французские горы, находившиеся на расстоянии в несколько километров, но столь же недоступные для Курбе, как горы на Луне.
Этот дом, сильно перестроенный, принадлежит ныне адвокату г-ну Пьеру Хофману. Во времена Курбе в конце сада был еще летний домик, теперь
