Путешествие в пушкинский Петербург - Аркадий Моисеевич Гордин

Горячкой по тогдашней диагностике именовали всевозможные болезни с высокой температурой. Различали горячку нервную, желчную, гнилую, кишечную, «с пятнышками» (сыпной тиф).

В своем «Описании Санкт-Петербурга», характеризуя столицу «в медицинском отношении», И. Пушкарев сообщал, что преобладающие здесь болезни: в детском возрасте – корь, скарлатина, краснуха, коклюш, круп, изредка оспа; в зрелом возрасте – геморрой, ревматизм, инфлуэнца (грипп), тифус, или нервная горячка, перемежающаяся лихорадка (малярия), цинга, зубная боль, плоские глисты, воспаление глаз, апоплексия, сифилис.

Детская смертность в России была очень велика. У Сергея Львовича и Надежды Осиповны Пушкиных умерло в раннем возрасте четверо детей. По свидетельству того же Пушкарева, из 100 петербургских детей в возрасте до пяти лет умирало 74.

Среди взрослого населения особенно велика была смертность простого народа. В 1812–1813 годах эпидемия «тифуса» (это могла быть не только «нервная горячка», но и «кишечная» или «с пятнышками») унесла тысячи жизней. «Сырость и теснота помещений и недостаток питательной здоровой пищи в простом классе народа зарождают тифус», – писал Пушкарев. Отсутствие канализации, засорение рек и каналов, куда спускали все городские нечистоты, порождало частые эпидемии желудочных заболеваний. Особенно засорялись Мойка, Екатерининский канал и другие реки и каналы со слабым течением. Власти запрещали брать из них воду, но это не помогало. Способствовала эпидемиям и ужасающая грязь в мелочных лавках и на рынках, где большинство населения покупало провизию.

И если геморрой и апоплексия были привилегией «хорошего общества», то простой народ, кроме ревматизма, «тифуса», перемежающейся лихорадки, всякого рода «горячек», донимала еще и цинга. Объясняли это тем, что «жители низших сословий… довольствуются скудною пищею из припасов не довольно свежих и лишены возможности пользоваться чистым воздухом или прогулкою за городом».

Петербургский простой народ обычно болел, выздоравливал или умирал без врачебной помощи. Те же, кто имел средства, обращались к услугам медиков.

Для занятия медицинской практикой требовалось разрешение Петербургской врачебной управы – Физиката.

В обязанности Физиката входило также наблюдение за чистотой в городе, за свежестью съестных припасов, назначение полицейских врачей. Одной из обязанностей последних был надзор за выполнением правил для ограждения населения, и особенно «высочайших особ», от «прилипчивых» болезней. По этим правилам каждый домохозяин обязан был сообщить в полицию о случаях заболевания его жильцов «горячкою с пятнышками» или другими тяжкими и «прилипчивыми» болезнями. Несоблюдение правил каралось большим штрафом.

Желающие получить разрешение на медицинскую практику должны были представить в Физикат свидетельство об утверждении их в звании от Петербургской медико-хирургической академии или от одного из российских университетов. Врачебных званий существовало два. Первое, младшее, – лекарь, второе, старшее, – доктор медицины.

Российские подданные, незаконно практикующие, подвергались штрафу. Иностранцев, безосновательно выдававших себя за врачей, высылали за границу. При этом уведомляли правительства их стран.

Физикат устанавливал и размер врачебного вознаграждения, взимаемого с малоимущих. В 1830-е годы оно было следующим. За посещение в городе с прописанием рецепта доктор получал 1 рубль, лекарь – 50 копеек. За посещение за городом: доктор – 2 рубля, лекарь – 1 рубль. За кровопускание полагалась плата 25 копеек, за «выдернутие испорченного зуба» – 50 копеек, за «припущение пьявиц» – по 20 копеек за каждую, за приложение пластыря или шпанских мух – 25 копеек, за промывательное – 25 копеек.

Из этого следует, что лечение у врачей было делом весьма накладным и мало кому доступным.

Гонорары, получаемые врачами от достаточных людей, Физикатом не ограничивались.

В «Адресной книге на 1823 год» С. Аллера указаны адреса 261 петербургского врача. Из них шесть были акушерами, четыре – хирургами-операторами, три – глазными врачами. Кроме того, в это время в Петербурге имелось 10 зубных врачей и 87 повивальных бабок.

Люди со средствами обычно пользовались услугами постоянного домашнего врача.

С начала 1830-х годов, со времени женитьбы Пушкина и первых лет его семейной жизни в Петербурге, домашним врачом семьи был И. Т. Спасский. Профессор Медико-хирургической академии Спасский одновременно состоял младшим акушером Выборгской части города. По отзывам современников, он пользовался хорошей репутацией и среди пациентов, и среди врачей. Пушкин постоянно обращался к нему за советами в отношении жены и детей. 22 сентября 1832 года поэт писал из Москвы жене, спрашивая о маленькой дочери: «А Маша-то? что ее золотуха и что Спасский?» Летом 1834 года, когда Наталья Николаевна с двумя детьми уехала на лето из Петербурга в имение своих родных Полотняный Завод, Пушкин наказывал ей в письме: «Не смей купаться – с ума сошла, что ли. После завтра обедаю у Спасского – и буду на тебя жаловаться».

Спасский был свидетелем последних двух дней жизни Пушкина.

Во время дуэли Пушкина на месте поединка врача не было. И, привезя тяжело раненного поэта в его квартиру на Мойке, секундант его Данзас бросился на поиски врача. Сперва поехал к Арендту, потом к Соломону. Не найдя их дома, оставил записки и отправился к доктору Персону. Но и его не застал. Тогда, по совету жены Персона, поехал в Воспитательный дом и возле него встретил одного из тамошних врачей – В. Б. Шольца. Шольц был акушером, но он пообещал незамедлительно найти и привезти хирурга. Когда Шольц с доктором Н. К. Задлером приехали к Пушкину и осмотрели его, Пушкин спросил:

– Что вы думаете о моей ране?

– Не могу скрывать, что рана опасная, – ответил Шольц.

– Скажите мне – смертельная?

– Считаю своим долгом не скрывать и этого, но послушаем мнение Арендта и Соломона.

Лейб-медик Николая I Н. Ф. Арендт был прекрасным хирургом, но и он ничем не помог Пушкину. По состоянию тогдашней медицины врачи были бессильны спасти поэта. Операций брюшной полости еще не делали. Первый эфирный наркоз появился через десять лет после смерти Пушкина, необходимая асептика – через полвека…

Вольнопрактикующих, то есть не служащих, врачей в Петербурге было немного. Почти все врачи служили и наряду с этим занимались частной практикой. Большинство состояло на службе в военных госпиталях. Остальные – в закрытых учебных заведениях и больницах.

В «Адресной книге» С. Аллера, кроме военных госпиталей (Военно-сухопутного, Военно-морского и при отдельных частях), указаны следующие столичные больницы: Придворная больница у Полицейского моста на Мойке близ Невского проспекта, Повивальный институт на набережной Фонтанки у Калинкина моста, Градская больница на Фонтанке у Обуховского моста, там же Дом умалишенных, Калинкинская больница на Фонтанке близ Калинкина моста, Глазная лечебница на Фонтанке, лечебница для бедных в Рождественской части города.

Придворная больница обслуживала дворцовых служителей, многочисленную царскую челядь и дворцовых гренадеров.

В середине XVIII века в Петербурге и Москве были созданы первые в России школы «бабичева дела», то есть школы акушерок. В конце XVIII века на набережной Фонтанки близ Калинкина моста в бывшем доме графа Зубова был открыт Повивальный институт и при нем родильный госпиталь. Институт готовил