Воспоминания провинциального адвоката - Лев Филиппович Волькенштейн
В Таганроге был еще блестящий частный поверенный Михаил Данилович Малченко, пользовавшийся любовью и уважением суда и клиентов. Остроумный, жизнерадостный, прекрасный оратор и сведущий юрист. Малченко занимал видное место в адвокатуре в наших местах. Макаров Михаил Иванович и Робук Евгений Иванович также были видными адвокатами и пользовались известностью и доверием в суде и в обществе.
Все указанные лица сошли в могилу до [18]95 года, и на смену им не пришли яркие представители частной адвокатуры. Частная адвокатура стала у нас хиреть. Закрылся коммерческий суд. Окружной суд прекратил доступ в адвокатуру частных поверенных. Наш край быстро и широко развивался. Молодая адвокатура хлынула в Ростов, Таганрог и другие города края, и вместо десятка адвокатов явились сотни.
Один из случаев находчивости М. Д. Малченко в суде. В городе Бердянске слушалось большое уголовное дело. Защищали знаменитый уже тогда Карабчевский, известные адвокаты Александров, Клопов и другие. Дело слушалось три дня, когда начались речи. Присяжных заседателей в те годы не отпускали на ночь домой — спали в суде. Утомились присяжные до речей, а речи окончательно их обессилили. Когда заговорили местные адвокаты, а было их трое, присяжные не скрывали скуки и томления. Последним должен был произнести защиту Малченко. Когда присяжные увидели поднимающегося «еще одного», то, не скрывая, стали движениями, посматриванием на часы выказывать нетерпение и отсутствие интереса к речи. Малченко, конечно, заметил отношение присяжных к его защите. Речь:
— Господа присяжные заседатели, господа судьи. Разрешите мне до защитительной речи рассказать одно маленькое событие, которое произвело на меня большое впечатление.
Послушать событие, рассказец несколько рассеяло скуку, и присяжные стали внимательнее. Малченко своим задушевным голосом и прекрасной манерой говорить сказал:
— В небольшом захолустном городке жил пожилой музыкант, скрипач. В городе, где музыка не стояла высоко, своего музыканта ценили, и сам он к своей игре относился серьезно. Но однажды, уже на склоне лет, старый скрипач попал в большой город, где услышал концерт заезжего знаменитого скрипача. Старик впервые услыхал такую игру. Он и не предполагал, что можно так искусно играть. Взволнованный, растерявшийся старик возвратился домой, взял свою скрипку и сказал:
— После услышанной игры вижу, что моя игра мало стоит. Сыграю в последний раз, больше играть не буду и разобью свою скрипку.
Я сегодня очутился в положении жалкого скрипача. Я услышал такой концерт, такого блестящего виртуоза, после которого я играть больше не стану. Я разобью мою скрипку. Играю в последний раз. Послушайте же бедного старого скрипача…
Присяжные были захвачены трогательно рассказанным. Утомление как рукой сняло. Оживились и с большим вниманием выслушали хорошую защитительную речь М. Д. Малченко.
Случай по делу банкирского дома «Юнкер и К°»
В 1904 году ко мне обратился поверенный «Юнкер и Ко»[305] (фамилии не помню, если не ошибаюсь, Блох) с просьбой принять ведение дела в судебной палате и составить апелляционную жалобу по иску «Юнкера» к Аладжалову о 40 000 рублей. Таганрогский окружной суд в иске отказал. Дело было сложное, и мне пришлось серьезно и много поработать. Решение было вынесено судом в окончательной форме 31 января. Я составил жалобу, внес пошлину и приготовил все нужное для подачи.
27 февраля у меня была защита во Владикавказе, куда должен был выехать 25-го, почему я распорядился, чтобы мой сотрудник, Осинский, подал жалобу 26 февраля, так как в этот день он имел заседание в Таганроге, о чем я знал. По заведенному порядку Осинский был письменно об этом уведомлен, и так как он ежедневно бывал в моей канцелярии, то должен был взять жалобу. Об этом деле он был хорошо осведомлен, так как разработал для меня некоторые данные для жалобы.
27 февраля дело во Владикавказе было отложено. Мои приятели во Владикавказе очень просили остаться на день побыть с ними, но я почему-то нервился и рвался непременно уехать. Поезд уходил через два часа, и я спешно ушел из суда, позавтракал и уехал. Меня беспричинно что-то волновало и тянуло домой. 28-го в два часа дня приехал домой, где нашел все в благополучии. Пообедал, отдохнул и зашел в кабинет, где обычно на отдельном столе лежали срочные дела, полученные письма и прочее.
Секретарем у меня был Григорий Яковлевич Миндлин, весьма сведущий практик. К удивлению моему, я нашел жалобу «Юнкера» на столе, почему тотчас спросил Миндлина о причине неподачи. Он ответил:
— Срок 3 марта, а до тех пор Осинский два раза будет в Таганроге.
Я кой-кого принял по делам, и меня потянуло к жалобе. Осинский уже был в канцелярии, и я позвал его.
— Почему вы не подали жалобу? — спрашиваю я.
— Ну, чего спешить? Решение вынесено 31 января, значит, срок 3 марта, — ответил он.
Сильно взволновавшись, я неистово закричал:
— Как 3 марта? Срок сегодня истекает, в силу прямого закона, коим предусмотрено, что если решение вынесено в последний день месяца, то месячный срок истекает в последний день следующего месяца, независимо от количества в нем дней.
Не знали этого закона Осинский и Миндлин! Началось волнение и вопрос: что делать? Жалоба должна была 28-го быть в Таганроге, и чтобы почтовый штемпель был от 28-го. Почтовый поезд уходил тогда в восемь вечера, значит, надо ехать в Таганрог, быть на почте и сдать пакет, если примут в половине десятого вечера, когда прием закрыт. В это время ко мне пришел нотариус Миклашевский. Узнав о переживаемом нами волнении, он посоветовал послать краткую жалобу по телеграфу, чтобы соблюсти срок подачи, а затем подать дополнительное объяснение. Мои сотрудники обрадовались найденному «выходу из положения» и пришли порадовать меня, но я их опечалил указанием на решение Сената, в силу коего телеграфная жалоба незаконна[306]. Между тем Осинский умудрился отправить телеграмму в суд, о чем знал Миндлин, но мне не сказал.
Утомленный, огорченный, взволнованный пропуском срока по большому делу, собрался в Таганрог с Миндлиным. По дороге на вокзал надо было переехать небольшой мост через речку Темерник. Около моста стояли вагоны трамвая, экипажи, суетились люди. Оказалось, что речка Темерник вышла из берегов и залила дорогу на вокзал. Говорили, что вода на вокзальной площади так высока, что проехать нельзя и что почту перевезли на лодке.
