Кутузов - Сергей Юрьевич Нечаев
…
Кутузов достиг только того, что не был разбит наголову – при всех не весьма добросовестных усилиях его рапорта изобразить дело как полупобеду, его нельзя было назвать даже нерешительным. К вечеру все наши позиции были в руках французов; неприятель имел двадцатитысячный, совершенно нетронутый резерв, – тогда как из русской армии вторая не существовала вовсе, а первая была почти совершенно расстроена, потеряв до 40 %, если не более.
При И.В. Сталине в адрес «школы Покровского» пошла разгромная критика, которая, естественно, затронула и взгляды на М.И. Кутузова.
Окончание Великой Отечественной войны совпало с круглым (200 лет со дня рождения) юбилеем М.И. Кутузова. Тогда началась целенаправленная и управляемая идеализация Кутузова. Началась – словно по команде.
В феврале 1947 года товарищ Сталин изрек: «Наш гениальный полководец Кутузов <…> загубил Наполеона и его армию при помощи хорошо подготовленного контрнаступления». И еще: «Энгельс говорил как-то, что из русских полководцев периода 1812 года генерал Барклай де Толли является единственным полководцем, заслуживающим внимания. Энгельс, конечно, ошибался, ибо Кутузов как полководец был, бесспорно, двумя головами выше Барклая де Толли».
И с этого момента почти вся советская историография стала концентрироваться вокруг личности М.И. Кутузова, а сама эта личность обрела у историков и писателей поистине мистические размеры. Как следствие, Кутузов «превратился в национального героя, выигравшего Отечественную войну 1812 года чуть ли не в одиночку».
Военный историк генерал П.А. Жилин объявил: «Огромная заслуга в правильной оценке полководческого искусства Кутузова принадлежит лично товарищу Сталину».
И они с полковником Л.Г. Бескровным, руководствуясь указаниями товарища Сталина, принялись расписывать исключительно важную роль полководческой деятельности Кутузова в многовековой борьбе русского народа за свою независимость.
Любомир Григорьевич Бескровный (1905—1980), советский военный историк, полковник
Кутузов был замечательным мастером маневра. Он превосходно действовал крупными массами на огромном театре войны и достигал их взаимодействия в самых трудных и невыгодных условиях. Он превосходно использовал каждый род войска как на театре войны, так и на поле боя; он разработал и осуществил сложную операцию как форму военного искусства. Кутузов внес новое и в систему организации и руководства войсками. Наполеон знал операционную линию, Кутузов создал понятие операционного направления. Особенно большое значение придавал он резервам, питающим армию и обеспечивающим ее боеспособность.
…
Кутузов блестяще оценивал обстановку и умел найти ведущую линию войны. Он мастерски решал самые сложные вопросы кампании, подчиняя тактику стратегии. В интересах стратегии он шел в нужный момент на тактические жертвы. Он смотрел далеко вперед и в своих планах предрешал судьбу войны.
Павел Андреевич Жилин (1913–1987), советский военный историк, генерал
Приняв отступавшую армию в исключительно тяжелый период войны, Кутузов ввел в действие такие стратегические формы борьбы, которые в короткое время изменили весь ее ход и дали возможность русской армии вырвать инициативу из рук противника и нанести ему решительное поражение.
Именно П.А. Жилин и Л.Г. Бескровный заложили в советской историографии особую, квазипатриотическую традицию, смысл которой заключался в том, чтобы возвеличить и приукрасить все «наше», русское (с непогрешимым Кутузовым во главе), а все «чужое», враждебное (буржуазное и особенно немецкое, французское, британское) разоблачить и принизить. П.А. Жилин так и писал: «Только в Советском государстве, где высоко оцениваются патриотические традиции своего народа и его выдающихся представителей, все достижения народа в прошлом встают теперь в своем действительном идейном блеске».
И, наверное, из «патриотических» побуждений П.А. Жилин сам решительно игнорировал зарубежные источники и уничтожал книгу Е.В. Тарле «Нашествие Наполеона на Россию», вышедшую в 1943 году, за «переоценку иностранных источников».
И совсем уже как анекдот выглядят «наезды» советских историков друг на друга: например, на заседании ученого совета Ленинградского университета один из профессоров упрекнул другого такими словами: «Товарищ Сталин показал нам, что Кутузов был на две головы выше Барклая де Толли, а у вас получается – только на одну».
В советские времена авторитетные историки писали о М.И. Кутузове так, словно они выполняли правительственный заказ. Да, собственно, а почему «словно»? Именно так оно и было.
Евгений Викторович Тарле (1874–1955), русский и советский историк, академик
Анализ громадной, очень сложной исторической фигуры Кутузова иной раз тонет в пестрой массе фактов, рисующих войну 1812 года в целом. Фигура Кутузова при этом если и не скрадывается вовсе, то иногда бледнеет, черты его как бы расплываются. Кутузов был русским героем, великим патриотом, великим полководцем, что известно всем, и великим дипломатом, что известно далеко не всем.
…
Корифей военного искусства, первоклассный дипломат, замечательный государственный деятель – Кутузов прежде всего был русским патриотом. Там, где речь шла о России и ее военной чести, о русском народе и его спасении, – там Кутузов был всегда несокрушимо тверд и умел поставить на своем. Умел даже резко и публично оборвать царя <…> Оттого-то царь и придворные, военные и штатские блюдолизы, как русские, так и иностранные, и ненавидели старого фельдмаршала и боялись его. Их вражда к нему особенно усиливалась, потому что они прекрасно знали, что в трудную минуту все-таки придется идти на поклон к этому хилому старику с выбитым глазом и молить его о спасении, и что позвать его заставит русский народ.
….
Ни в чем так ярко не сказывалась богатейшая и разносторонняя одаренность Кутузова, как в умении не только ясно разбираться в общей политической обстановке, в которой ему приходилось вести войну, но и подчинять общей политической цели все иные стратегические и тактические соображения. В этом была не слабость Кутузова, которую в нем хотели видеть как открытые враги, так и жалившие в пяту тайные завистники. В этом была, напротив, его могучая сила.
…
Осторожность вовсе не была чертой, сколько-нибудь свойственной природному характеру полководца. И в офицерских, и в генеральских чинах он нередко шел именно там, где дело касалось непосредственно и лично ему грозящей опасности, на такой отчаянный риск, который вызывал не только восхищение со стороны солдат, но и некоторое беспокойство и нарекания со стороны ответственных начальников. Храбрецов в русской армии и при Румянцеве, и при Суворове было всегда более чем достаточно, а Кутузов нужен был армии не только из-за своей бестрепетной готовности встретить смерть лицом к лицу. Но с того момента, когда ему стали поручать самостоятельные военные операции, Кутузов неизменно обнаруживал замечательную способность не только удерживаться от самых соблазнительных порывов, если желанная цель была сопряжена с серьезным риском, но и умение твердо обуздывать увлечения своих подчиненных.
Михаил Григорьевич Брагин (1906–1989), советский писатель, историк
Многое в истории жизни Михаила Илларионовича было
