Вячеслав Молотов. От революции до Перестройки. - Александр Владленович Шубин
Где искать заговорщиков, Сталин знал хорошо и соответствующим образом сориентировал следствие. В окружении Николаева быстро нашлись бывшие зиновьевцы – благо всего десять лет назад почти все коммунисты Ленинграда были зиновьевцами. Сами арестованные молодые коммунисты, среди которых были и знакомые с Николаевым люди, и незнакомые, отрицали причастность к убийству.
В это время вся страна погружалась в траур. В прощальных церемониях скорбные речи соединялись с требованиями мести. Тон задавали члены Политбюро, и не в последнюю очередь Молотов. Стремление раздавить террористическую гадину было искренним – Вячеслав Михайлович вполне мог считать, что и сам находится на мушке. На склоне лет Молотов говорил: «Достаточно было убить Сталина, еще двух-трех, и все могло рухнуть»[439]. Среди этих «двух-трех», был и он сам. Убийство Кирова вообще имело политический смысл лишь как часть более широкого заговора с целью устранения также Сталина и Молотова.
В. М. Молотов, К. Е. Ворошилов, И. В. Сталин и М. И. Калинин несут урну с прахом С. М. Кирова на Красную площадь. 6 декабря 1934. [РГАСПИ. Ф. 422. Оп. 1. Д. 230]
Поскольку Киров был убит в Ленинграде, там развернулась чистка против бывших зиновьевцев и дореволюционных «бывших». Остатки старой элиты высылали из города. Тех, кто в прошлом был в лево-коммунистической оппозиции, арестовывали. Сами Зиновьев и Каменев были схвачены и осуждены за косвенное соучастие в убийстве Кирова – ведь их идеи двигали рукой убийцы.
Но где гарантия, что такие же убийцы не притаились в Кремле? Адмирал И. Исаков рассказывал: «По-моему, это было вскоре после убийства Кирова… В тот раз, о котором я хочу рассказать, ужин происходил в одной из нижних комнат. Довольно узкий зал, сравнительно небольшой, заставленный со всех сторон книжными шкафами. А к этому залу от кабинета, где мы заседали, вели довольно длинные переходы с несколькими поворотами. На всех этих переходах, на каждом повороте стояли часовые – не часовые, а дежурные офицеры НКВД. Помню, после заседания пришли мы в этот зал, и, еще не садясь за стол, Сталин вдруг сказал: „Заметили, сколько их там стоит? Идешь каждый раз по коридору и думаешь: Кто из них? Если вот этот, то будет стрелять в спину, а если завернешь за угол, то следующий будет стрелять в лицо. Вот так идешь мимо них по коридору и думаешь…“»[440] С ума можно сойти, а не то что страной руководить.
После убийства Кирова началась тщательная проверка безопасности Кремля. В январе 1935 года стали всплывать многочисленные нарушения дисциплины сотрудников Кремля, их неприязненные разговоры о «небожителях» и прежде всего о Сталине. Теперь такие разговоры приравнивались к террористическим намерениям. Расправа была суровой: 9 расстрелянных и 65 осужденных на заключение, не считая сосланных. «Кремлевское дело» показало, что стоит лишь «копнуть» госаппарат, как обнаружится множество переплетенных кругов общения, в которых одни люди просто нелояльны Сталину, а другие его ненавидят. Особенно неприятно было, что в центре этой «клоаки» оказался старый друг Сталина А. Енукидзе[441]. «Зона безопасности» для Сталина и Молотова была расчищена каленым железом. Но вокруг была целая страна.
В стране развернулась охота на террористов и другие контрреволюционные элементы. В первом полугодии 1935 года по политическим делам было осуждено 9877 человек, во втором – 14 860, а до 20 марта 1936 года – уже 7450 человек. Причем большинство осужденных были не террористами, а «контрреволюционными агитаторами». Их процент вырос с 46,8 % в первом полугодии 1935 года до 87,2 % в феврале 1936 года[442]. Народ роптал, и этот ропот, по мнению Сталина, был питательной почвой для терроризма.
Авель Сафронович Енукидзе. 1930-е. [РГАСПИ. Ф. 667. Оп. 1. Д. 41. Л. 15]
В феврале 1936 года были проведены массовые аресты бывших троцкистов. Троцкисты бывшими не бывают. Начался отбор подсудимых для следующего политического процесса – уже над бывшими лидерами большевизма. Среди потенциальных жертв террористов Молотов не упоминался. То ли такова была установка Сталина, то ли по странному стечению обстоятельств. Ни первое, ни второе объяснение не сулило Вячеславу Михайловичу ничего хорошего. Ведь в 1934 году в Прокопьевске он попал в аварию, его автомобиль упал под откос. За рулем находился заведующий гаражом коммунист В. Арнольд. Чем не покушение? Тем более, что в 1917–1923 годах Арнольд жил в США. Позднее, когда этот инцидент стал трактоваться именно как вылазка троцкистов, Молотов мог вздохнуть свободнее и до конца жизни поддерживал версию покушения, озвученную на процессе 1937 года[443]. Однако Сталин на некоторое время потерял к другу прежнее доверие. Летом 1936 года их традиционная доверительная переписка во время отпуска прервалась. Впрочем, когда Молотов вернулся в сентябре к работе, официальный обмен письмами возобновился – с участием Кагановича.
Заседание Первого Московского открытого процесса по делу «Антисоветского объединенного троцкистско-зиновьевского центра». Август 1936. [Из открытых источников]
К тому времени завершился Процесс «Антисоветского объединенного троцкистско-зиновьевского центра» над бывшими лидерами левой оппозиции Г. Зиновьевым, Л. Каменевым, Г. Евдокимовым, И. Бакаевым, С. Мрачковским, И. Смирновым. Подсудимые признали оппозиционную деятельность, организацию покушений на Кирова и намерение перебить советское руководство. В ночь на 25 августа был зачитан приговор. Всем – расстрел.
Молотов в числе предполагаемых жертв не фигурировал, однако Сталин в письме в «Правду» 6 сентября включил его в состав партийного ядра: «Надо было сказать в статьях, что борьба против Сталина, Ворошилова, Молотова, Жданова, Косиора и других есть борьба против Советов, борьба против коллективизации, против индустриализации, борьба, стало быть, за восстановление капитализма в городах и деревнях СССР»[444].
Пятаков («Руки загребущие, глаза завидущие»). Автор В. И. Межлаук. 8 мая 1935. [РГАСПИ. Ф. 74. Оп. 2. Д. 169. Л. 170]
Сомнения в его лояльности развеялись, и 25 сентября Сталин и Жданов отправили Молотову и Кагановичу телеграмму: «Считаем абсолютно необходимым и срочным делом назначение тов. Ежова на пост наркомвнудела. Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ опоздало в этом деле на 4 года»[445].
Для Ягоды процесс над бывшими лидерами оппозиции был завершением ее разгрома, а для Сталина – только началом выкорчевывания внутрипартийного инакомыслия. С 4 октября Молотов и другие члены Политбюро по представлению Ежова и
