Воспоминания провинциального адвоката - Лев Филиппович Волькенштейн
Ко мне обратились страховые общества с предложением принять защиту их интересов. Прибывшие инспектор общества и присяжный поверенный Мандель сообщили, что дознание начато и что сыск производит местный помощник пристава Склауни, который будет сообщать мне о ходе розыска. Склауни я знал давно. Особыми способностями сыщика он не отличался, но имел большое знакомство среди местного преступного мира, был смел и энергичен. Склауни посетил меня и сообщил свой план. Болдырев, получивший страховые убытки и теперь вполне здоровый, живет в Новочеркасске, где имеет ювелирный магазин. Болдырев любит выпить, и Склауни решил купить кой-что у него в магазине, познакомиться и выпытать тайну искусственного увечья. Склауни переоделся, пожертвовал своими подусниками, запустил бородку и под видом артельщика-сборщика на Воронежской дороге познакомился с Болдыревым, заказав ему обручальные кольца. Склауни нанял комнату в Новочеркасске и будто уезжал на линию для сбора денег, а наездами бывал в Новочеркасске и стал с Болдыревым посещать рестораны, захаживали в общественное собрание, где дружно выпивали и вели дружеские беседы. С разрешения полицмейстера Склауни получил паспорт на имя Волкова, а общество «Саламандра» дало ему полис на небольшую сумму.
В беседе с Болдыревым, когда они уже были приятелями, Склауни как бы вскользь сказал:
— Вот нас всех, артельщиков, застраховали, а то стали грабить и даже убивать нашего брата. Теперь могу смело жениться. Убьют — жена получит страховые 5000 рублей и мой пай в 3500 рублей.
На эту тему поговорили, и Склауни удалось узнать то, что его интересовало. Болдырев указал Склауни способ заработать большие деньги, и что он сам не прочь заработать. После долгих бесед на эту тему, когда Склауни как бы загорелся жаждой наживы, и возможно скорее, Болдырев рассказал способ получить страховые убытки, велел ему застраховаться тысяч в 100 или 150 и с полисом приехать к нему, что Склауни выполнил. Болдырев дал Склауни письмо к некой Эйхенгольц с теплой рекомендацией и указанием, «что с моим другом Андреем Петровичем Волковым можете свободно провести дело», указал местечко в Киевской губернии, где она проживает, получил от Склауни расписку о платеже 15 %. Хорошо выпили, дружно распрощались, и Склауни обещал писать. Прибыв в указанное местечко, Склауни нашел зятя Эйхенгольц — парикмахера, который через некоторое время познакомил его с Марией Эйхенгольц. Склауни передал письмо Болдырева. Эйхенгольц сказала ему:
— Поживите с нами, познакомимся.
Но о деле ни слова. Склауни стал частым гостем в семье Эйхенгольц. Две красавицы ее дочери, веселый парикмахер-зять и разбитной Склауни зажили весело. Видимо, роль купца средней руки Склауни исполнял безупречно и ни единым словом не выдал себя. Прошло с неделю, и Склауни обратился к Эйхенгольц с просьбой решить дело, так как он дольше не может оставаться, на что Эйхенгольц сказала:
— У меня так болит сердце, беспокоюсь. И чего они там спешат и спешат? Надо же покончить с большими получениями! Прямо не знаю, что делать.
Склауни уже называл ее «мамашей», как интимный знакомый, стал настоятельно просить обогатить его. Склонилась на свою и общую беду Мариам, но потребовала авансом 2000 рублей и векселей на 25 000 рублей. Склауни торговался, кой-что выторговал, но заявил, что деньги и векселя он отдаст только тогда, когда она сделает ему операцию — так сказал Болдырев. А Мариам ответила, что желает видеть деньги и вексель. Склауни обещал вечером все нужное показать. Справившись, где можно купить вексельную бумагу, Склауни подсчитал нужную сумму (об этом условии ему сказал Болдырев, и Склауни привез деньги, около 3000 рублей), приготовил векселя, с большой осторожностью пошел к местному начальству, предъявил свои документы и просил дать ему помощника, который ему на днях понадобится, и чтобы помощник в штатском платье поселился у него в гостинице. Мариам осталась довольна аккуратностью Склауни и объявила ему:
— Завтра вечером поездом выедем, берите два билета первого класса и займите купе, куда я сяду. В купе я вам сделаю укол в ногу, а может, хотите в руку? Или в ногу и в руку. На станции такой-то я вылезу, а вы проедете до утра и на станции такой-то выходите и упадите на платформу или со ступеньки вагона. Вы не сможете дальше ехать, вас отвезут в госпиталь, полечитесь некоторое время, потом выпишитесь и поезжайте к какому-нибудь знаменитому профессору, но не в Харьков, потому что у Тринклера был Штарк недавно. Везде берите удостоверение, а на вокзале просите составить акт о несчастии. Болдыреву я не буду писать, но передайте ему, что беспокоюсь, почему не получаю денег. Он знает, от кого.
Договор, таким образом, был заключен. Угостились, поболтали. Распрощался Склауни с семьей, и условились завтра на минутку встретиться, чтобы узнать, все ли в порядке.
Склауни подготовил помощника, рассказал, в чем дело, велел ему взять с собой на всякий случай местного жандарма. Условились поступить так: Склауни и Эйхенгольц сядут в купе, а помощник и жандармский вахмистр в том же вагоне займут места, зная купе, в котором едет Склауни. Как только отъедут, они должны постучать в купе. Склауни откроет, а в дальнейшем он укажет, что надо делать.
Склауни в день отъезда пригласил к себе пообедать зятя Эйхенгольц с женой и сестрой. Мариам готовилась к отъезду и не пошла.
Вечером Склауни увидел Эйхенгольц на вокзале, взял билеты, она пошла за ним, и заняли купе. В руках у нее был маленький чемоданчик. Поехали. Склауни снял шубу (дело было в конце ноября) и объявил, что решил пожертвовать ногой.
— Вы не бойтесь, — сказала Мариам. — Получите деньги, тогда делайте теплые ванны ног и массаж, больше ничего. Через пять-шесть месяцев будете танцевать.
Во время этого разговора раздался сильный стук в дверь купе. Мариам ахнула, схватила чемоданчик, что-то хотела сделать, но Склауни грозно:
— Сиди, не двигайся, а то свяжу.
Открыл дверь, вошли два вахмистра и помощник, все в форме. Склауни взял чемоданчик, отдал распоряжение следить за Эйхенгольц, узнал, когда приедут на большую станцию, где все выйдут. Мариам в полуобморочном состоянии выкрикивала:
— Чуяла моя душа! Дьявол влез в мою душу, погубил меня! Ой, как я не хотела ехать! Проклятый! Проклятый!
Так записано в первый протокол сказанное Мариам.
В
