Паустовский. Растворивший время - Олег Дмитриевич Трушин
Но на похороны матери он не успевает.
Накануне своего отъезда из Киева в Москву 11 июля он напишет Екатерине, которая в это время находилась в Доме творчества в Коктебеле:
«…пробыл день в Киеве, сегодня уезжаю. Галя пока остаётся здесь, а в ноябре хочет на месяц приехать в Москву – приглядеться.
<…> Умерла она во сне, до последних минут делала всё наперекор указаниям врача… (как это на неё похоже). Был с Галей на кладбище»{183}.
Но сестра Галина так и не приедет в Москву. Она уйдёт из жизни от сердечного недуга в январе 1936 года, в Киеве, в возрасте пятидесяти лет, пережив Марию Григорьевну всего лишь на полтора года, и упокоится рядом с матерью на Байковом кладбище.
Весть о смерти сестры застанет Константина Паустовского в Москве, но проститься с сестрой он также не сможет.
В повести «Книга скитаний», в значительной мере беллетризовав время потери матери и сестры, практически соединив его, Паустовский тем не менее с «дрожью» в слове, в отзвуке которого явственно слышится сыновнее покаяние за те разногласия, которые были между ним и Марией Григорьевной, с нескрываемой тоской в душе напишет:
«С трудом я нашёл их могилы, заросшие жёлтой крапивой, – две могилы, слившиеся в один холм, с покоробленной жестяной дощечкой и надписью на ней: “Мария Григорьевна и Галина Георгиевна Паустовские. Да покоятся с миром!”»
Тут уж не верить в написанное просто нельзя. Эти строки были написаны Паустовским уже на склоне лет, а как известно, с высоты прожитых лет обостряется понимание прошлого. К этому времени единение с матерью уже обрело иной смысл. И память неизменно рисовала далёкий мираж обязательной встречи пусть и за гранью явственного мира.
Осенью 1934 года на Ялтинской киностудии режиссёр Александр Разумный приступит к созданию художественного фильма «Кара-Бугаз» по одноимённому произведению Паустовского, который получит ещё одно название «Чёрная пасть». В сюжет фильма будет положена фактически одна глава из всего произведения – «Чёрный остров». Работу над сценарием фильма Паустовский будет вести вместе с Иваном Поповым[22]. Над музыкальным сопровождением фильма будет работать композитор Михаил Ипполитов-Иванов.
Изначально работа над сценарием захватила Паустовского. Он был написан ещё летом в Москве за весьма короткий срок. Но замысел сценариста не совпал с режиссёрским.
По ходу работы над картиной сценарий постоянно выправлялся под «требования» режиссуры, что приводило Паустовского в явное замешательство. В добавок к этому у молодого режиссёра Мосфильма Григория Марьямова появился интерес к экранизации и «Колхиды».
«Сейчас меня мучает Марьямов, – признается Паустовский супруге Екатерине в письме от 18 июля 1934 года, – и, если бы не необходимость, я бы отказался от сценария “Колхиды”»{184}.
Но если фильм «Колхида» был ещё в планах, то вопросы с правкой сценария «Кара-Бугаза» надлежало решать в срочном порядке.
В начале зимы 1934 года Паустовский приедет в Ялту.
7 декабря он сообщит Екатерине:
«Работаю много, – исправил первую часть сценария, выбросил всю ерунду и написал одну новую сцену. Завтра её будет репетировать Попов – очень милый человек, друг Пильняка. <…> Труппа у Разумного слабая. Будет много возни».
Паустовский тогда как в воду глядел! И всё же дело было вовсе не в актёрах! Приглашённые на роли Александр Чаусов, Александра Васильева, Виталий Пережогин, Алексей Долин и другие актёры вкладывали в воплощение создаваемых ими образов весь свой лицедейский талант, несмотря на то, что у некоторых к этому времени за плечами было всего лишь одна-две роли. Причина неудачи актёрской игры крылась в жёстких режиссёрских «шорах». Именно по этому поводу Паустовский 13 декабря сообщал Екатерине:
«Я держусь очень твёрдо и спокойно и исправляю всё, что можно.
За эти дни я столько узнал о нравах кинолюдей, что у меня окончательно пропала охота работать над сценарием “Колхиды”. Ничто так не растлевает и не развращает творчески людей, как работа в кино, ничто так не обеспложивает. И какой бы прекрасный сценарий ни был написан, всё равно его или зарежут, или испакостят, если не отказаться от авторских в пользу режиссёра, – об этом киношники говорят как о совершенно нормальной вещи. <…> По ночам иногда бываю на съёмке. Всё это очень интересно, но не тогда, когда вивисекция производится над твоим материалом. На съёмке – много крику, суеты и бестолочи…
Я устал от них»{185}.
Напряжение от работы над утомившим душу сценарием освежит июньская поездка в Карелию, хотя и она окажется непростой. Посещение Карелии к этому времени будет разрешено только по специальному пропуску, так как вся она станет приграничной зоной. Такой пропуск давали организации. Паустовский же, не взяв такого приглашения, приехал самостоятельно и только уже там оформил соответствующий документ.
Летом 1935 года Паустовский, несколько «оторвавшись» от сценария «Кара-Бугаза», погрузился в карельскую сказку «Земли Шарля Лонсевиля». Увлёкшись местным эпосом, он сочинил целый очерк о Карелии для газеты «Правда», после чего был готов задержаться в «краю лесов и озёр» на неопределённый срок, позабыв обо всех столичных обязательствах. Вообще этнографические исследования не столько забавляли Паустовского, сколько разряжали ту обстановку, в которой приходилось писать. И если предоставлялась какая-либо возможность узнавать новое, то Константин Георгиевич всегда шёл навстречу.
6 декабря 1935 года мурманский писатель Василий Алымов[23] в письме Паустовскому попросит помощи об издании саамских (лопарских) сказаний.
«За несколько лет, – укажет в письме Алымов, – у меня накопилось много (относительно, конечно), саамских (лопарских) сказаний, т. е. сказаний, записанных мною. Это фрагменты саамского эпоса… часть их у меня напечатана в “Карело-Мурм. крае” в 1929 и 30 г., часть в местной “Полярной правде”, часть – в рукописях. <…> Мне хотелось бы их издать»{186}.
И Паустовский помог.
Хотя это знакомство с Алымовым и содействие в издании саамских сказов для Паустовского могло быть роковым. Напомним, что всего лишь спустя три года после этого письма Алымов в составе группы из пятнадцати человек был обвинён в так называемом «саамском заговоре» за отделение Лапландии от СССР (так называемое «Дело Алымова и Ко») и расстрелян в числе всех остальных заговорщиков в октябре того же года. Причём в ходе «следствия» Алымов был «определён» как руководитель группы. В 1957 году все участники «саамского заговора» будут посмертно реабилитированы с удушающей формулировкой «за отсутствием состава преступления».
Стоит отметить, и это не домысел, как может показаться на первый взгляд, что НКВД при желании вполне могло
