Семь эпох Анатолия Александрова - Александр Анатольевич Цыганов

К 1 апреля 1943 года группа работников спецлаборатории должна была представить не только доклад «О возможности создания урановой бомбы или уранового топлива», но и получить в необходимом для опытов количестве уран-235 и уже провести «исследования осуществимости расщепления ядер урана».
Этим же распоряжением Президиуму Академии наук СССР предписывалось «перевести группу работников спецлаборатории атомного ядра из г. Казани в г. Москву для выполнения наиболее ответственной части работ по урану». [274, с. 550]
Первыми из Казани в Москву прибыли бывшие коллеги из спецлаборатории атомного ядра Казанского филиала ЛФТИ М.С. Козодаев, Г.Я. Щепкин и С.Я. Никитин. И Курчатов, конечно. Как раз это и произошло 12 апреля 1943 года, каковой день и считается датой рождения Лаборатории № 2.
Постановление ГОКО 02-04-1944 об утверждении плана работ по Лаборатории № 2.
Из открытых источников
В целом же в первый состав спецлаборатории вошли в соответствии с приказом А.Ф. Иоффе по Казанскому филиалу ЛФТИ следующие учёные: И.В. Курчатов (заведующий), А.И. Алиханов, М.И. Корнфельд, Л.М. Неменов, П.Я. Глазунов, С.Я. Никитин, Г.Я. Щепкин, Г.Н. Флёров, П.Е. Спивак, М.С. Козодаев, В.П. Джелепов.
Глава 4
«Анатолиус, вы застоялись!»
Тем временем немцев погнали назад, в их трижды проклятый рейх. Трудно гнали, сложно, кроваво, но уже не было сомнений, что война закончится в Берлине.
Вообще говоря, при всей драматичности событий 1942 года это было ясно уже и тогда. Сталинград – это, конечно, очень далеко от границы, и даже на Кавказ немцы залезли, но это всё были битвы хоть и кровавые, но именно битвы. Армейские операции. Речи о самом существовании государства, как то было осенью 1941 года, даже и не заходило. И в России, особенно в эвакуационной глубинке, настроения уже были делово-оптимистичными: не пора ли домой?
И в Москву люди уже уезжали. С физтеховцами ситуация была сложнее – Ленинград был ещё в осаде. Да, частичной, точнее, частично прорванной, с обеспеченным транспортным коридором в город. Но немцы всё равно стояли ещё на окраинах, и без острой необходимости в Питер эвакуированные институты пока не пускали.
После первого вызова в Москву осенью 1942 года Игорь Курчатов ещё рассказывал «Анатолиусу», что был разговор о восстановлении работ по ядерной физике. Нет, без подробностей, конечно: Курчатов ни полслова не сказал об истинной своей работе. Лишь: «Анатолиус, мы продолжаем ту тему». И ещё о том, что надо догонять немцев, а также американцев с англичанами, которые явно развивают усилия в этом направлении, но при этом молчат, как убитые.
После вторичной командировки, когда он уже прожил в Москве несколько месяцев, по приезде в Казань на эту тему не было сказано уже ни слова. Курчатов лишь сообщил, что ему нужны люди, что Харитона он забирает, Алиханова хочет забрать, а Александрова просит об этом подумать. Но весь разговор опять-таки строился на абсолютной фигуре умолчания о главной задаче.
Так что уж для кого-кого, а для Александрова не было секретом, чем теперь занимается Генерал.
Примечательно было, как изменился Курчатов. Не внешне, но… Как-то ссутулился душевно, что ли. Словно принял на плечи тяжёлый груз и действительно будто бы постарел. И не только из-за бороды, которую начал отпускать и которая действительно сильно старила его в целом моложавое лицо.
На вопрос о причине внезапной бородатости Игорь лишь смеялся, что дал обет не бриться, пока не решит некую важную задачу. Но в личном общении, когда они отметили встречу за рюмочкой в закутке холодной лаборатории Александрова, за внешне прежним стилем поведения Курчатова явно ощущалась действительно некая «постарелость», которой борода как раз и подходила. Игорь не всё имел право рассказать, да и не рассказывал, но о порученном ему задании полностью умолчать, естественно, не мог. Как и о том тавро, которым прижигает душу нарочито невыразительный, но глубоко проникающий взгляд тёмно-янтарных глаз Сталина. О том вдруг обрывающем сердце понимании, что ты – ты, ты! – шагнул в пропасть. Ибо у тебя не просто нет права на отрицательный результат – отрицательный результат не имеет права быть!
А столь крайняя степень ответственности всегда старит…
И не в личном страхе тут дело, зная характер Игоря, понимал Анатолий. В конце концов, такими умами, как у Курчатова, не разбрасываются. Осудят, посадят, но вряд ли зашлют далее шарашки какой-нибудь. Где та же будет работа. Разве что – жизнь на казарменном положении.
Нет, при его крайне развитом чувстве ответственности за дело плечи Игоря сгибала именно она, ответственность за дело. И нести ему этот груз теперь долго…
Но одно внушало уверенность в успехе: видно было, что груз этот сгибал только плечи. Позвоночник Курчатова оставался прямым…
* * *
А что же Анатолий Александров? Что он делал в это время? И почему его – в будущем правую руку самого Курчатова – мы не видим ни в одном из списков участников кремлёвских «кастингов»?
Доклад по организации работ по изучению атомной энергии. Из открытых источников
Ну, с последним вопросом достаточно ясно: он и не считался специалистом по атомной тематике. У него, в отличие от авторитетного Алиханова, не было видных научных работ на данную тему. Он, в отличие от безоглядного Флёрова, не отметился никаким большим открытием в этой сфере. Ему, в отличие от увлечённого взрывами Харитона, не хватало компетентности во взрывной тематике.
Постановление ГКО о Специальном комитете при ГОКО с подписью Сталина. Из открытых источников
К тому же он вёл очень многообещающие в практическом отношении исследования высокомолекулярных соединений, и тот же Иоффе не горел желанием отпускать его куда-либо с темы полимеров.
Наконец, сам Александров, хоть и заинтересовался атомной тематикой, не испытывал поначалу вдохновения от ядерной науки, сравнимого с тем, как нравилось ему заниматься полимерами. В своих воспоминаниях Анатолий Петрович также подчёркивал, что при всём интересе к этой области у него «не было даже никакой мысли к ней близко приближаться». И именно из-за темы полимеров, по которым работа у него «шла отличная». И в институте, где «никто нас тогда не насиловал, каждый занимался своим делом», он тоже продолжал заниматься своим делом.
В общем, вполне совпадало объективное и субъективное.
Но Курчатов, что называется, уже «положил на него глаз». И в условиях войны и острой необходимости Анатолий Александров с его