Хроника моей жизни - Савва (Тихомиров)
Не знаю, прислан ли во Владимирскую Консисторию, а в Московскую давно уже прислан указ, которым воспрещается доступ к семинарскому образованию детям причетников за исключением самых лучших. Безотрадная участь тех, коим суждено родиться в низкой доле. Счастливы мы с Вами, что предварили это определение судьбы. Впрочем, слышно, что преосвященный митрополит Филарет протестует против такого определения и, может быть, отвратит эту грозу от несчастных причетнических детей».
В апреле представлено было мною отцу инспектору, архимандриту Сергию, курсовое сочинение «об устной исповеди». Благовременное окончание этого важного ученого труда весьма облегчило для меня приготовление к последним устным испытаниям, которые предстояли в июне месяце.
2-го мая писал я Абакумовскому другу, отцу М. Граменицкому:
«Итак, можете поздравить меня с окончанием академического курса. Что ожидает меня в будущем, определенно еще не известно, – но чуть ли не доведется начать мне служебное поприще там, где получено мною первоначальное образование? Не дурно, кажется, если бы это было и так. Но месяца через два или через три эта загадка разрешится. Впрочем, совершенно предаю себя на этот раз в волю начальства, которого внимание и расположение ко мне довольно очевидны.
Какая участь готовится мне и где я должен начать новое поприще служения Святой Церкви? Все это покрыто было для меня таинственной завесой. Возникало во глубине сердца тайное желание поступить на службу в Вифанскую семинарию, где были мне несколько знакомы и ректор архимандрит Леонид[24], и инспектор иеромонах Нафанаил[25] и где мог я найти дружественный прием и моего прежнего наставника и покровителя Я.И. Владыкина, и моего почти сверстника по семинарии профессора Михаила Дмитриевича Никольского[26], и моего бывшего питомца по Шуйскому училищу профессора С.Г. Вишнякова. Немало при сем значило и то, что Вифанская семинария находилась вблизи родной академии, откуда я мог бы получать и ученую помощь, и нравственную поддержку. Но я боялся и намекнуть кому бы то ни было об этом сокровенном желании. Для меня и для других более вероятным казалось то, что я буду назначен на какую-либо должность в родную Владимирскую семинарию.
Между тем моя судьба, по премудрой и всеблагой воле Провидения, устроилась так, как ни я и никто другой не мог и вообразить. Вот как это произошло.
Незадолго до окончания нашего курса в академии Московский владыка, высокопреосвященный митрополит Филарет, озабочен был мыслью о приискании способного и благонадежного кандидата на должность ризничего в Московскую Синодальную (бывшую Патриаршую) ризницу.
Должность эту с 1839 года занимал соборный иеромонах Евстафий (Романовский), кандидат IX курса (1834 года) Московской духовной академии. Не обладая особенными умственными дарованиями, он всегда отличался строго-монашеской жизнью. Вследствие ли чрезмерных аскетических подвигов или иных каких-либо причин, он не пользовался крепким здоровьем и был подвержен по временам крайней раздражительности. А такое физическое и нравственное состояние отца Евстафия весьма не благоприятствовало его официальным отношениям к лицам, которые имели надобность входить с ним в те или другие сношения. Прежде всего, немирны были его отношения к Синодальной конторе, от которой он был в исключительной зависимости по своей должности; особенно он был в постоянном почти разладе с прокурором этой конторы А .А. Лопухиным, который, в свою очередь, и сам был недоволен им. Слышны были жалобы на иеромонаха Евстафия и от посетителей Синодальной ризницы, а также от ученых, занимавшихся рукописями Синодальной библиотеки. По своему болезненному и раздражительному характеру он или вовсе не допускал до обозрения древних сокровищ ризницы и библиотеки, или неохотно удовлетворял любопытству посетителей, между которыми часто бывали знатные и важные особы. Не вполне остался доволен отцом Евстафием и Высочайший посетитель Синодальной ризницы и библиотеки государь император Николай Павлович в апреле 1849 года. Он заметил в ризнице на полках немало пыли, о чем ясно высказал смотрителю Дворца, полковнику Ильину. В то же время и сам отец Евстафий начал скучать непосильной для него должностью Синодального ризничего.
Все это побуждало митрополита к устранению иеромонаха Евстафия от занимаемой им должности: но кем его заменить? Вот вопрос! В виду у владыки благонадежного кандидата на эту должность не имелось. Посему он обратился с этим вопросом к ректору академии, архимандриту Алексию, когда тот приезжал на Пасху в Москву в свой Заиконоспасский монастырь. Отец ректор указал ему на меня. Владыка обрадовался этому указанию и приказал отцу ректору показать ему меня, когда он будет в академии на частных экзаменах.
В мае или в первых числах июня высокопреосвященный митрополит приехал в Лавру к храмовому празднику Святой Троицы и после праздника начал посещать, в качестве ревизора, наши частные экзамены. Не помню, в какой день был на нашем старшем курсе экзамен по Русской церковной истории. По начатии уже экзамена митрополит входит в залу, и едва лишь сел он в кресло, ректор вызывает меня к столу. Экзамен производился по билетам, на которых означался вопрос с кратким изложением его содержания. Мне достался билет о жизни святителя Иова, митрополита Московского. Пока отвечал вызванный передо мною студент, я успел сообразить ответ на данный мне вопрос. Когда я начал говорить, митрополит чрезвычайно внимательно смотрел на меня; это, однако ж, не смутило меня, и я со спокойным духом передал все, что заключалось в вопросе. Когда я окончил, владыка изволил сказать: “Порядочно ты говоришь”. Товарищи поздравили меня с таким одобрительным отзывом, какого на этот раз никто из них не заслужил.
Когда, в тот же день вечером, о. ректор пришел к митрополиту с делами, владыка сказал ему: “Ну, понравился мне твой Савва; спроси его, не захочет ли он быть на должности ризничего”.
На другой или на третий день отец ректор по окончании всенощной, которую мы вдвоем с товарищем иеромонахом Авраамием нередко совершали в его покоях в будничные дни, когда он располагался на другой день совершать по какому-либо случаю литургию, отпустив моего товарища, меня удержал и тут наедине предложил мне сначала следующий вопрос: “Куда вы, отец Савва, желали бы по окончании курса поступить на службу?” Я сказал, что я, будучи монахом, не могу по своей воле располагать собою и должен идти туда, куда угодно будет послать меня начальству. Одобрив мой скромный ответ, отец ректор сообщил мне, что академическое начальство имело в виду послать меня во Владимирскую
