На линии огня - Михаил Сидорович Прудников
Миша Мдивани любил говорить, что после немцев и отсутствия табака комары — третий враг партизана. Но сейчас было не до разговоров: река хорошо разносила звуки, даже тихий шепот.
Группу вел Лутковский. Сам из местных жителей, он хорошо знал окрестности и прекрасно ориентировался в темноте. Они все более удалялись от первоначально запланированного места переправы — в сторону, казалось бы, невыгодную группе. Правда, там лес подходил вплотную к берегу, и можно было сделать плот, но в том направлении находился мост, усиленно охранявшийся гитлеровцами. Звук не то что пилы или топора, но даже саперной лопатки при расчистке кустов был бы мгновенно услышан. Впрочем, ни пилы, ни топора у партизан не было. Однако, когда Лутковский дал знак остановиться, группа находилась уже в редколесье, и при свете луны можно было рассмотреть видневшийся меж деревьев мост, откуда доносилась отрывистая перекличка часовых.
Этот мост партизаны отряда взрывали дважды. Теперь, заново отстроенный, он поблескивал под луной свежими перилами.
Остановив группу, Лутковский по молчаливому кивку Циклаури снял с плеч рюкзак и отправился вперед. Через какое-то время в лесу неприятно, пугая жутью, ухнула сова, и стоящий на мосту часовой длинно выругал ее.
На крик «совы» следующими ушли вперед Григорий Чавлеашвили и Яша Березко, прихватив с собой рюкзак Лутковского.
Через полчаса «сова» крикнула вновь. Шура, Шалва и Миша стали спускаться к реке. Они с удивлением рассматривали уже спущенный на воду деревянный кузов — остатки когда-то подорванной на мосту автомашины, которым гитлеровцы пренебрегли, а партизаны давно держали на заметке. Погрузив в кузов вещи и усадив в него Шуру, бойцы оттолкнули этот необычный плот от берега и стали транспортировать его через реку. Маскировочный цвет досок, щели меж которыми Лутковский пробил заранее приготовленной просмоленной паклей, обеспечил незаметность переправы, а умелые и осторожные гребки пловцов — ее бесшумность. Лишь раз Яша неудачно «булькнул» ногами, но плеск воды под маячившим неподалеку мостом скрыл эту оплошность.
На другом берегу, благополучно причалив, оделись, не обсыхая, «впряглись» в рюкзаки и только тогда извлекли из щелей паклю и толкнули кузов по течению. Сыгравший свою роль, он вскоре должен был потонуть, так что даже обнаруженный при свете дня немцами на дне он не вызовет никаких подозрений.
Следующий привал группа сделала на рассвете. Поначалу экономно закусили взятыми в дорогу продуктами, затем, выставив в охранение Григория Чавлеашвили, легли спать. Но уснули не сразу. Лутковский ворчал что-то о пакле, которую вытаскивали неосторожно, комкали, и теперь она не «вещь», годная в дело, а «одна обуза». Однако он по своей крестьянской бережливости не спешил выбрасывать «обузу», а скручивал ее (вдруг пригодится!) в большие жгуты.
Миша Мдивани прилег рядом с Яшей:
— Зачем сердишься? Ты назад будешь идти с Шурой — сколько хочешь будешь говорить с ней. Я там останусь. Позволь, я на этом пути поговорю с ней.
— Спать давай, — все-таки еще тая обиду, пробурчал Яша.
— Ты знаешь, о чем я говорю с ней? — не унимался Миша. — О том, какой ты смелый. Какой ты сильный. Какой ты красивый.
— Отстань! — Яша добрел, но не показывал виду. — Так я тебе и поверил.
— Плохо ты знаешь Мишу Мдивани. Миша Мдивани для друга все сделает. Даже любовь из сердца вынет. Не веришь?
Проходя мимо лих, Чавлеашвили легонько наступил Мише на руку.
— Бай! Ты что делаешь? — притворно испугался Миша.
— Патефон выключаю. — Григорий подмигнул Яше. — Пластинка кончилась.
И снова они шли ночью. Теперь партизанская тропа вела их сначала мелколесьем, потом по дну глубокого оврага, но вот впереди оказалось большое голое пространство с хутором на краю. Обогнуть его было невозможно: справа проходила шоссейная дорога, слева — километрах в шести — железная. И ту, и другую пересекать было рискованно. По пустырю же с невспаханными полями шел проселок. Посовещавшись, партизаны отправили на хутор Яшу Березко.
Рассвет уже занимался, и подойти к хутору незамеченным возможности не представлялось. Яша наблюдал за строениями из кустов на опушке. Сначала они казались безлюдными, но вот над трубой появился дымок — затопили печь, а вскоре на крыльцо вышел пожилой однорукий мужчина. Он довольно ловко подцепил на ворот колодца ведро, достал воды, понес ее в дом. Еще через некоторое время он появился во дворе с женщиной, а следом за ними показался подросток. Казалось, что они единственные обитатели хутора. Однако Яша не торопился, выжидал, не покажется ли кто еще. И действительно, из соседнего дома вышли старик и молодая женщина. Четверо взрослых, сойдясь, о чем-то заговорили, а мальчишка занялся какой-то своей игрой, не обращая ни на что внимания.
Яша вышел из кустов и направился к хутору. Его заметили, ждали, когда подойдет, без тревоги, но с некоторым удивлением.
— Здравствуйте, добрые люди! — сердечно поздоровался Березко.
— Здравствуй и ты! — за всех ответил однорукий, внимательно рассматривая Яшу. — С чем пожаловал?
— Воды бы напиться да дальше дорогу расспросить.
Молодая женщина подала Яше ковш, а однорукий опять поинтересовался:
— Какая же тебе дорога нужна?
— Да вот такая же. Чтоб добрых людей встречать, а злых стороной обходить.
— Видно, партизан будешь? — вмешался дед.
— Почему обязательно партизан? — улыбнулся Яша. — Не одним им лес нужен.
— Ты помолчал бы! — прикрикнула на деда молодая женщина. — Мало ли людей по дорогам бродит! Кто их знает — кто они да что!
— Я не по дорогам, я больше но лесу, — Яша постарался успокоить ее. — Работа такая, что поделаешь.
— А мне молчать не к чему! — взъерепенился на молодуху дед. — Путь молчит, кто хочет. Я германца в гражданскую бил? Бил! Так вот — не мне ему в ноги кланяться! Ишшо чего захотел: кланяться!..
— Правильно, дед! — поддержал Яша. — Мы с тобой иначе врага встречать станем.
Дед, очевидно, соскучившийся по постороннему слушателю, разговорился:
— И пусть германец не надеется! Ишь, способ нашел людей грабить: вот тебе, выбирай, хочешь — смерть, а хочешь — ко мне в рабы иди. Я, мол, тебя и кормить, и поить буду, а ты помни, что ты мой раб. А для начала — пожри-ка у меня за решеткой баланды, чтобы понял, что есть жизнь, а что есть смерть, и выбор свой в пользу рабства сделал. — И вдруг, прервав красноречие, спросил Яшу: — Из лагеря небось бежал?
— Из какого лагеря? — проворчала вторая женщина. — Смотри — гладкий какой.
— Партизан он! — неожиданно пискнул мальчишка. — У него наган на заду выпирает.
— А если партизан? — Яша ласково потрепал мальчишку
