Мужество - Михаил Сергеевич Канюка

Бадаев улыбнулся определению своего заместителя. В его устах «удобство» приобретало совсем иной оттенок: удобнее для того, чтобы эффективнее бить врага.
Васин ушел, а Бадаев лег на диван. Он думал о семье — жене и троих детях, оставшихся там, в Москве. Понятия «Москва» и «семья» слились в его сознании в единое целое, что было тождественно понятию «самое дорогое, самое святое в жизни»…
* * *
Командир уснул и, как ему показалось, тут же проснулся. Однако за окном уже маячил рассвет. В дверь громко стучали.
В комнату вошли коренастый бородач с колючими глазами и Константин Николаевич Зелинский.
— Клименко Иван Никитович, — отрекомендовал незнакомца Зелинский. — Старый коммунист, участник гражданской, наш главный минер и по совместительству— завхоз. И катакомбы знает…
— Не захвали, Николаевич, — прогудел старик.
Бадаев вскочил бодрый, свежий, словно не три всего, а двадцать три часа кряду отдыхал. Клименко внимательно посмотрел на командира. Видно было, что старика не смутила молодость Бадаева, что ему понравились его живость и спортивность.
— Иван Никитович будет нашим первым проводником в катакомбы, — сказал Зелинский. — Он рекомендует осмотреть сначала те, что находятся в районе сел Нерубайское, Усатово, Куяльник.
— Далековато от города… — задумчиво протянул Бадаев.
— Зато именно в этом районе много выходов на поверхность. А если пошукать, то найдутся пути и в город. Нерубайские катакомбы были когда-то связаны под землей с самой Одессой, — успокоил его Клименко.
— А в других районах? — спросил командир.
— Есть и в других недурные схованки. Например, Дальницкие катакомбы. Но боюсь, что эти катакомбы не связаны с городом. Они имеют мало выходов. К тому же эти выходы многим известны и заметны постороннему глазу.
— Значит, Нерубайское…. А карта есть?
— Карта… — протянул старик. — А кто его знает, чи есть она, чи нету. Говорят, была, да очень старая и неверная.
— Где, у кого? — оживился Бадаев.
— Мы как раз этим и занимаемся, — сказал Зелинский. — Ищем. А вот найдем ли…
— Надо найти, — твердо сказал командир. — Может пригодиться. — А сейчас поехали в Нерубайское…
Утро встретило их свежестью красок и неугомонной трескотней птиц. Заря — яркая, словно умытая, — стояла во все небо. Солнце вот-вот должно было взойти, и радужный мир трепетал от восторга перед своим божеством. Но вдруг эту гармонию нарушил гул, совершенно несовместимый со звуками прекрасного утра.
— Стервятники, черти их несут… — сердито заметил старый Клименко. — Снова бомбить…
И сразу мир словно потускнел, стерлись краски. Бадаев заспешил:
— Пора!
Ехали быстро, но с оглядкой. Понимали, что могут угодить под бомбежку. Спустившись к Фоминой Балке, машина остановилась: отсюда надо было идти пешком.
Шли недолго, через сельское кладбище, пустырь, спустились в небольшой овражек. Вдруг Клименко исчез, словно провалился сквозь землю. Бадаев в замешательстве остановился.
— Тута я! — высунул голову из-за небольшого выступа старик. И только подойдя к нему совсем близко, Бадаев увидел небольшую дыру в отвесе овражка. Это была даже не дыра, а узенькая щель, куда едва мог протиснуться взрослый человек. Он полез вслед за проводником и сразу же остановился. После яркого света он ничего не видел перед собой.
— Ничего, зараз пообвыкнешь, — сказал Иван Никитович.
Предусмотрительный Зелинский уже зажигал шахтерскую лампу, которая осветила расширяющееся вширь и вверх пространство. В нос Бадаеву ударили сырость и застоявшийся, спертый воздух. Да, нелегко будет жить здесь, да и отсутствие солнечного света губительно скажется на здоровье людей. А значит, и на их боеспособности. «Надо будет особое внимание уделить санитарии и гигиене в отряде, иначе не враг нас побьет, а болезни», — подумал Бадаев. И словно в ответ на его мысли Зелинский сказал:
— Врач у нас будет. Медикаментов запасли достаточно, и медицинские сестры есть уже. Помните их?
— Да-да, — отозвался командир. — Но не только этим придется заниматься женщинам. Связь — вот чему больше всего надо их учить сейчас. Женщинам легче будет осуществлять связь с городом, с нашими верховыми группами…
Они все дальше уходили от солнечного света и тепла. Становилось холодно, под ногами хлюпала вода. Бадаев поежился от упавшей за воротник капли. И тут же забыл о ней, потому что шедший впереди старик предупредил:
— Осторожнее! Справа — колодец, нырнешь — и поминай как звали…
— Не пугай, Никитович! — засмеялся Зелинский. — Уже пуганые…
Почти целый день и потом еще много дней Бадаев в сопровождении Клименко или старого нерубайского горняка Гаркуши спускался под землю, учился ходить по старым выработкам, ориентироваться в катакомбах, привыкал к ним.
Бадаев продолжал работу по организации отряда. В одном из донесений в Центр Бадаев — корреспондент № 12 — сообщает: «Подбираю людей через партийные органы города. Подготовлены явочные квартиры: парикмахерская на углу Молдаванки (окна на Разумовскую), мастерская по ремонту примусов и керосинок — на Нежинской, в районе базара — харчевня, сапожная мастерская, химчистка, овощная лавка…»
В ежедневных заботах, в подготовке отряда к будущей борьбе быстро бежало время.
Между тем положение Одессы, которая оказалась в глубоком тылу противника, стало еще более сложным. Военный совет Одесского оборонительного района делал все возможное, чтобы обеспечить защиту города.
Немецко-фашистское командование бросило на Одессу 4-ю румынскую армию. В ней насчитывалось двенадцать дивизий и семь бригад. Врагу противостояла Отдельная Приморская армия в составе трех дивизий, двух полков и нескольких отдельных отрядов морской пехоты. С моря защитников города поддерживали боевые корабли Черноморского флота.
Советские войска вели изнурительные бои.
После очередной встречи с членом Военного совета секретарем обкома А. Г. Колыбановым Бадаев начал переправлять свой отряд в Нерубайские катакомбы — надо было готовить и обживать подземные помещения. А сам занялся другими неотложными делами. Прежде всего следовало наладить связи с секретарями подпольных райкомов партии: Пригородного — Семеном Федоровичем Лазаревым и Овидиопольского — Иваном Гавриловичем Илюхиным. Эти райкомы должны были разместиться в соседних Усатовских катакомбах. Кроме того. Бадаев продолжал детально знакомиться с Одессой,
В этом ему помог Яшуня, как сразу же стали называть в отряде шестнадцатилетнего паренька Яшу Гордиенко, с которым Бадаева свел случай.
Этот умный, шустрый подросток с каждым днем все больше нравился командиру. Казалось, не было уголка в городе, незнакомого Яше, не происходило ни одного события, о котором бы он не знал, в котором не принимал бы участия. Сообразительность и прекрасное знание города делали мальчишку вездесущим.
— Яшуня, сможешь пробраться в порт? — спрашивал Бадаев.
Яков насмешливо прищуривал глаза:
— Или!
— А как же посты?
— А я мимо! — восклицал парень и тут же исчезал с глаз долой.
Имея пропуск на свободный вход в порт, Бадаев